Идрис шах
Под покровом истины



Низкий поклон вору 

Джунайд из Багдада однажды проходил мимо эшафота, где собирались принародно повесить вора. Джунайд поклонился преступнику. Кто-то спросил его:
- Зачем вы это сделали?
Джунайд сказал:
- Я поклонился его целеустремленности. За свою цель он отдал жизнь.


Критик 

Некоторые ученики одного суфия неустанно возносили ему хвалу.
Однажды все вместе они обступили жилище дервиша, который раскритиковал этого суфия.
Они сказали ему:
"Ты напал на нашего учителя и оклеветал его! Мы требуем, чтобы ты отказался от своих слов!".
Тот отвечал им:
"Как пусты и избиты суждения незрелых! Возвращайтесь к своему мастеру и пусть он объяснит вам, почему Ариф Яхья выступает против него, ибо вам следовало сделать это прежде, чем вы пришли сюда, распалив друг друга, подобно волкам в стае, чья цель - разрушение".
Ученики ушли. Дождавшись подходящего случая, они обратились к Си Мандубу, своему наставнику, и тот ответил им:
"Ариф Яхья противостоит мне, чтобы отвадить от меня поверхностных людей. Таким образом, мы работаем с ним вместе, что и позволяет мне спокойно заниматься своим делом".


Местные материалы 

Ибн Асвад посетил Теккию шейха Халима Унвани в Сирии и был изрядно впечатлен масштабом и возвышенной атмосферой этого места, количеством слуг и множеством учеников.
Но самого шейха Халима он не застал и направился в Северную Африку, где шейх проживал уже несколько лет, распространяя там Учение.
Прибыв в Марокко, Ибн Асвад обнаружил, что шейх живет в небольшом домике, а рядом сооружен простой навес для упражнений. Очень скромно одетый, шейх обучал всего нескольких учеников.
Асвад был сбит с толку. Он отвел в сторону Мустафу Махджуба, ближайшего соратника шейха, и зашептал ему:
"Почему шейх не привез с собой людей и богатства из Алеппо и Дамаска, чтобы дать понять этим африканцам, что он значительный человек? Почему он не переправит сюда группы учеников с Востока, ковры и мастеров, и не построит подобающий зал для аудиенций?".
Махджуб рассмеялся и сказал:
"Наше золото отличается от их золота, да и наш язык звучит иначе, чем их язык. Разве ты не видишь, что наш шейх разговаривает и одевается как местные жители? То, что растет здесь на полях, то из чего здесь строят дома, исходит из материалов этой местности".


Необычное становится заурядным 

Ученый спросил великого мудреца Афзала из Александрии:
- Что вы можете рассказать об Алиме Азими, вашем учителе, которому вы приписываете сформировавшие вас качества?
Афзал ответил:
- Его поэзия опьяняла меня, его любовь к человечеству вдохновляла меня, его жертвенное служение возвышало меня.
Ученый сказал:
- Да, такой человек мог бы усовершенствовать даже ангела.
Афзал продолжал:
- Эти качества Алима - хорошая рекомендация для вас. Что же касается свойств, которые проявлял Алим, чтобы помочь человеку выйти за пределы обычного, то они следующие:
"Хазрат Алим Азими раздражал меня, что заставило меня изучать свое раздражение и установить его источник. Алим Азими сердил меня, чтобы я почувствовал свой гнев и преобразовал его. Алим Азими делал себя объектом для нападок, чтобы люди могли увидеть низость его недоброжелателей и не присоединялись к ним. Он показывал нам необычные вещи, чтобы необычное стало для нас заурядным, и можно было осознать, чем все это является на самом деле".


Невидимое служение 

Аджнаби имел обыкновение раздавать книги, говоря каждый раз:
- Я уже прочел ее. Может, вам она понравится? Он также предлагал людям еду, со словами:
- Я не голоден, не хотите ли отведать? Его спутник Хуссейни однажды сказал ему:
- Вы совсем не даете людям возможности постичь, что вы для них делаете. Им кажется, они получают от вас то, что самому вам уже не нужно, и потому они не ценят этого.
Аджнаби сказал:
- Но я и не жду от них благодарности. Больше того, я не хочу, чтобы они ценили это. Я хочу, чтобы они получали пользу, а не поклонялись. Хуссейни сообщает:
"Таким же образом Аджнаби передавал и свое учение. Никто из его учеников никогда не знал, чему они учатся. Аджнаби вовлекал их в учебу способом, который не позволял им ценить ее. Обычно они думали, что участвуют в какой-то совершенно пустяковой деятельности".
"Аджнаби любил повторять: "Часть учебы, которую люди ценят, - это именно та часть, которая не приносит им никакой пользы, подобно сладостям - масса удовольствия, но не заменит еды".


Изгнанный 

Анвар из Бадахшана был сбит с толку, когда при посещении Алеппо обнаружил, что представителем Мауляны Бахауддина является человек, которого Мауляна изгнал из своего присутствия несколько лет тому назад.
Возвратясь в Бухару, Анвар спросил Мауляну, как может человек, навлекший на себя гнев учителя, подняться до такого высокого положения?
Мауляна сказал:
"Ветер переносит свободные семена туда, где они прорастут, если для этого есть возможность. Постороннему наблюдателю действие ветра может казаться враждебным по отношению к семенам. Но в чем же тогда функция ветра, если не в том, чтобы обеспечивать семена движущей силой, в которой они нуждаются?".


Четыре общины 

Странствующий суфийский мастер подошел к группе людей, они, изо всех сил ухватившись за веревку, тянули из реки крокодила. Увидев, что рептилия еще жива и может кого-нибудь убить, если они втащат ее на берег, суфий перерезал натянутую веревку.
Люди схватили суфия и избили его, выкрикивая:
"Подумать только, а еще разоделся суфием. Вредитель, да еще и лицемер! Настоящие суфии делают только добро".
Прошло время, и суфий повстречался с группой дервишей, полагавших, что с помощью действия они достигнут "сущности". Он же сказал им, что их "сущность" могла бы проявиться, но с помощью недеяния. И они прогнали его.
Затем он попал в школу искателей, которые занимались созерцанием. Осознав, что им необходима деятельность, он сказал:
"Сущность" проявляется через действие".
Они последовали его указанию, пока один из дервишей не навестил своего друга, после чего, возвратясь, объявил всем:
"Этот человек - обманщик и отступник. Прежде он учил, что "сущность проявляется через недеяние", за что и был изгнан. Теперь он проповедует противоположный довод".
Таким образом, и эти искатели выгнали суфийского мастера.
Он нашел еще одну группу людей и сказал им:
"Сущность" иногда проявляется в результате действия, а иногда в результате недеяния".
Ему ответили:
"Если бы вы просто призывали нас к действию, когда действие необходимо, мы бы так и делали. И если бы вы удерживали нас от действия, когда необходимо недеяние, мы бы так и поступали. В действительности же вы только запутываете нас и мешаете сосредоточиться на чем-то одном. Давайте нам по одному правилу на каждый случай".
Пришлось ему расстаться и с ними.
Таковы были первые четыре общины, с которыми он работал. Ходят слухи, что сейчас он живет в пятой общине.


Накопленные мольбы 

В одном месте находилась гробница, и люди по обычаю приходили к ней и молились об удаче.
Посетители всегда оставляли дервишу, заботившемуся об этом месте, небольшие подношения для поддержания гробницы и помощи нуждающимся.
Так продолжалось много лет, и люди же забыли, откуда повелась эта традиция. И вот однажды туда пришел действительно предающийся человек.
Но он ни о чем не просил.
Сразу же по его прибытии, к нему приблизился некий милосердный незнакомец и сказал:
"Я дал обет передать все свои деньги первому, кого встречу на этом месте".
Сказав так, он вручил свое состояние, все до копейки, этому истинно нуждающемуся.
Один из учеников дервиша попросил учителя объяснить внутренний смысл произошедшего. Дервиш, будучи мудрецом, сказал:
- Накопленные мольбы ждали нуждавшегося человека, который ни о чем не просит. Как только такой человек явился, включилось правильное намерение, и молитвы смогли дать подлинный результат.
- Но ведь люди верят, что именно гробница приносит счастье, - возразил посторонний человек, услышавший разговор дервиша с учеником.
- Она приносит счастье тем, кто его заслуживает, - ответил дервиш. - Недостойные приписывают свою удачу факту посещения гробницы. Но значение, которое люди приписывают событию, порой отличается от его изначального смысла.


Мнение и факт 

Великого учителя, знавшего путь к мудрости, посетила группа искателей.
Они застали его во дворе в окружении учеников, в самом разгаре веселого пиршества.
Кто-то из посетителей сказал:
"Как отвратительно! Так не ведут себя, каков бы ни был повод".
Другие сказали:
"А нам это кажется превосходным! Такое учение нам нравится, и мы не прочь присоединиться к нему".
Другие говорили:
"Тут что-то не так. Нужно хорошенько разобраться в этом странном явлении".
Остальные говорили между собой:
"Возможно, все это и не лишено мудрости, но нужно ли выяснять это - вот в чем вопрос!"
Всех этих людей учитель отослал прочь.
И эти люди в беседах, а также в писаниях распространяли свои мнения об увиденном. Даже те, кто прямо не упоминал об этом, переживали увиденное столь остро, что их чувства выплескивались в их разговорах и даже в поступках.
Прошло время, и некоторые члены этой группы вновь проделали тот же путь. Они навестили учителя.
Еще от ворот было заметно, как он и его ученики благопристойно сидят во дворе, глубоко погруженные в созерцание.
"Вот это другое дело, - сказали некоторые из посетителей, - видно он внял нашим речам".
"Потрясающе! - сказали другие, - в прошлый раз он, конечно же, только испытывал нас".
"Слишком все это уныло, - сказали третьи, - постные-то лица мы могли бы найти и в другом месте".
Подобным образом выражалось еще много различных мнений, и вслух, и молча. 
Мудрец, когда миновало время, отведенное для размышлений, удалил всех посетителей.
Прошло много времени, и вот лишь некоторые из тех людей снова пришли к мудрецу, чтобы он растолковал им обе пережитые ими ситуации.
Они остановились у ворот и заглянули во двор. Учитель сидел один, не пируя и не медитируя. Его прежних учеников нигде не было видно.
"Я уже распустил своих учеников, так как задача выполнена, и сейчас вы можете услышать всю историю целиком, - сказал он.
- Когда вы пришли сюда в первый раз, у меня была группа слишком серьезных учеников. Я применял исправительные меры. Когда вы пришли во второй раз, они слишком развеселились, и я опять занимался исправлением.
Если человек работает, он не всегда объясняет свои действия случайным посетителям, какими бы заинтересованными они себя ни мнили. Если действие находится в стадии развития, значение имеет только правильное выполнение самого действия. При этом внешняя оценка не так уж и важна. То, что люди могут вообразить о чем-то, больше характеризует их самих, чем саму ситуацию".


Полный цикл 

Вот как Оди Одам сподобился сидеть у стоп мудреца, дервиша Рахима.
Однажды он стряхнул с себя сон, первые лучи солнца отразились в его глазах, и он подумал: "Теперь самое время и мне чего-нибудь добиться ".
Он огляделся вокруг, будто ища подсказки в окружавших его предметах, и тут взгляд его упал на книгу в углу комнаты. Эта книга лежала здесь уже много лет, с тех пор как его покойный отец положил ее туда, но прежде Оди не обращал на нее особого внимания.
"Ну что ж, можно начать и с книги, - подумал он, - ведь недаром же ученые люди говорят: "Лучше сделать что-нибудь, чем вообще ничего не делать".
Он взял книгу и понёс ее в близлежащий город. На базаре к нему подошел какой-то человек и сказал: "Что особенного в этой книге, и во что ты ее оцениваешь?"
"Во что оцениваю? - воскликнул Оди Одам. - Это книга моего отца и, конечно же, она обладает величайшей ценностью. Ты сам разве не дорожишь суждениями собственного отца?"
"Разумеется", - сказал человек, и отдал Оди за книгу все деньги, которые у него с собой были.
Следующий, кого Оди встретил, был человек, сидевший на улице возле горки птичьих перьев. Незадолго до этого он ощипал и продал курицу, оставшись с перьями. "Что особенного в этих перьях, и во что ты их оцениваешь?" - спросил Оди.
Человек же этот, не будучи перегружен честностью, сказал: "Ты можешь купить их за все деньги, которые у тебя есть. Что же касается особенностей этих перьев, то об этом я не могу распространяться". Сказал он так потому, что по закону тех мест купец не имел права хвалить свой товар, прибегая к заведомой лжи.
Оди отдал ему все, что имел, и забрал перья, подумав: "Если они обладают какой-то таинственной ценностью, то наверняка есть и способ раскрыть эту тайну. Важнее всего обладание вещью, а не сведения о ней".
Он также вспомнил известную заповедь: "Информация может не привести к обладанию, но обладание может привести к информации".
А затем Оди повстречал одного симпатичного дурака. Дурак сказал:
"Ах, если бы только у меня были перья, вроде этих! Быть может тогда я смог бы стать птицей. Но я беден".
"Ты что-нибудь знаешь о таинственных свойствах перьев?" - спросил Оди.
"Не знаю", - сказал дурак, и это была правда.
"В таком случае, - сказал Оди, - если они станут твоими, у тебя не будет передо мной никакого преимущества. Что ты можешь мне дать за них, приятель?"
"Как насчет этой книги? - спросил дурень. - Один человек запустил в меня ею за то, что я донимал его".
Тут Оди увидел, что это книга его отца.
Он взял ее в обмен на перья, но так как сам не умел читать, понес ее к дервишу Рахиму.
Дервиш Рахим сказал:
"Эта книга называется: "Никогда не увлекайся обменом одного на другое. Если же увлечешься, у тебя остается один шанс из миллиона получить еще раз возможность сделать свой первый реальный шаг".




Безумцы 

"Люди этого мира - безумны", - сказал Аджнаби.
Он пообещал своим ученикам доказать это утверждение.
В тот же вечер Аджнаби пригласил к себе в гости одного богатого человека, чтобы вместе с ним разговеться. Человек этот пришел, и они съели немного сухого хлеба и по одному финику: другой еды в доме Аджнаби не было.
Вернувшись домой, богач послал суфию в подарок кошелек с десятью тысячами динаров. Аджнаби отослал его назад, сопроводив запиской: "Хлеб можно съесть, а от золота какая польза? Люди только воображают, будто оно для чего-то годится".
Затем он позвал нуждавшегося человека, наказав ему отправиться к дому богача и попросить у него десять тысяч динаров. Когда человек вернулся, Аджнаби спросил: "Что он тебе сказал?"
Нуждающийся ответил:
"Он сказал, что ничего мне не даст".
Тогда Аджнаби обратился к своим ученикам:
"Люди этого мира, несомненно, безумны. Они полагают, что золото столь же ценно, как хлеб, и даже обменивают одно на другое. Когда же им встречается честный и нуждающийся человек, они воображают, что в их собственных интересах отказать ему в помощи. Если они считают себя нормальными, то поспешим же все стать теми, кого они называют безумцами. 


Группа суфиев 

Труппа суфиев, посланная своим наставником в местность, где им надлежало жить и работать, поселилась в одном доме.
Чтобы не привлекать нежелательного внимания, только Главный Представитель, кто был у них за старшего, учил публично. Остальные члены общины, для посторонних глаз, приняли на себя обязанности слуг в доме.
Когда Представитель умер, члены этой общины, согласно указаниям от их первоначального наставника, перераспределили свои роли, явив себя продвинутыми мистиками.
Но жители той местности не только отвергли их, как подражателей, но к тому же и говорили: "Какой стыд! Вы только посмотрите, как они захватили и поделили между собой наследие Великого Учителя. Ведь эти жалкие холопы теперь даже стали вести себя, будто они и впрямь суфии".


Салик на дороге в Кандагар 

Салик по дороге на Кандагар повстречал группу людей. Одет Салик был в одежду дубильщика кожи, а среди встретившихся ему людей находился человек, одетый в суфийскую мантию, и остальные относились к нему с большим почтением.
Салик спросил его: "Ты кто?"
"Я - суфий", - ответил человек.
Салик тут же выхватил громадный нож и двинулся к человеку, а тот отпрянул, явно испуганный. "Ты что трясешься?" - спросил Салик.
"Боюсь, ты убьешь меня", - пролепетал человек.
"Если я сохраню тебе жизнь, отдашь мне свои деньги?" - спросил Салик.
"Конечно, отдам", - ответил тот.
Тогда Салик, обратясь к остальным, сказал:
"Этот человек никакой не суфий. Он боится смерти и готов отдать деньги, лишь бы сохранить себе жизнь. Суфий - тот, кем не управляют страх или желание".


Отсутствующий 

Суфийскому мастеру Халкави бросили вызов: войдет ли он в присутствие некоего царя, чтобы прямо с порога заявить что-нибудь предосудительное, что-то такое неуважительное к королевской особе, что могло бы стоить Халкави жизни.
Халкави без колебаний принял вызов.
Как только его ввели в тронный зал, царь, отличавшийся вздорным характером, сказал:
"Поскольку тебя считают самым умным, повелеваю тебе, для моего увеселения, сказать что-нибудь, такое, чего никто из присутствующих не посмел бы".
Без малейшей запинки суфий тут же произнес:
"Я не нахожусь в Вашем присутствии".


Три суфийских мастера 

Суфийский мудрец сидел однажды в окружении своих последователей, когда некий посетитель, привыкший к придворному этикету, вошел и стал восхвалять учителя. Ученики внимательно слушали, пока пришелец расточал комплименты. 
Тем временем, в собрание вошел второй мудрец, послушал некоторое время, и затем обрушился с оскорблениями на первого мастера.
Посетитель в полном замешательстве удалился, в то время как первый мастер продолжал невозмутимо сидеть на своем месте, пока второй мудрец также не ушел.
Через некоторое время третий суфийский мастер вошел в собрание, и тут один из учеников знаком попросил разрешения задать вопрос.
"На вопрос ответит третий мастер", - сказал первый мудрец.
Тогда ученик спросил: "Почему наш учитель подвергся поношениям со стороны второго мастера, ведь оба они занимают одинаково высокое положение, и наш учитель не заслужил таких оскорблении;
Третий мастер сказал: " Человек этого мира, находясь здесь, наполнил атмосферу лживыми комплиментами. Их эффект был настолько низменным, хотя сами комплименты таковыми и не казались, что необходимо было противопоставить им нечто столь же низкое, чтобы очистить от них атмосферу".


Тайное знание 

Халифа (Представитель) одного суфийского учителя допускал к выполнению мистических упражнений чуть ли не каждого встречного. Многие, узнавая об этом, с неодобрением замечали: "Разве сами суфии не твердят постоянно, что упражнениями можно заниматься лишь тем, кто способен извлечь из них пользу, иначе это не суфизм?"
Халифа на это отвечал:
"Говорят также, что: "Прибыль и убытки подсчитывают в конце базарного дня, а не в начале". И продолжал набирать в ученики всех подряд.
Каждый день он опрашивал своих последователей, насколько они серьезны и искренни. Все они клялись в серьезности и искренности своих намерений. Но он ловил их на том, как часто их слова расходятся с делами.
И тогда он перестал с ними разговаривать, объявив перед этим: "Я делаю из вас грешников, когда побуждаю утверждать что-либо, и вы утверждаете это вопреки правде". Тогда многие с отвращением покинули его, говоря: "Мы не какие-нибудь лицемеры!", - хотя именно лицемерами они и были.
Он стал критиковать тех, кто остался с ним, и все больше и больше учеников отдалялись от него.
Затем он притворился сумасшедшим, и его покинули почти все, кто еще оставался. Причем самые великодушные говорили: "Бедняга, он был бы совершенством, если бы не лишился рассудка".
И вот наступил день, когда с ним осталось только шестеро учеников.
Один из них сказал:
"Я полагаю, что с тобой остались, наконец, те, кто выдержал испытание, и будет обучаться у самого мастера?"
"Нет, - ответил Представитель, - к сожалению, настоящие ученики лишь некоторые из оставшихся. Остальные настолько одержимы поисками тайного знания, и на самом деле настолько своекорыстны, что готовы пойти на что угодно и претерпеть любые испытания. Прежде чем я представлю нашему мастеру окончательный подбор кандидатов, мне придется изгнать их или побудить их самих изгнать себя".


Толпа 

Один суфий как-то сказал своим последователям:
"А теперь мы приступим к практике сжигания предметов, связанных с нашей учебой, к ниспровержению принципов, которые все считают основой нашего вероучения, и займемся дервишскими упражнениями в местах, непривычных для этих занятий".
Многие из его последователей, решив, что это испытание их веры, повиновались. Некоторые даже сказали:
"Как это возвышенно, учиться отказу от внешнего, ведь это, несомненное средство сосредоточить внимание на сути".
После этого прошло несколько лет, и в городе, где находилась община, началась великая смута. Кто-то пришел к ним и сказал:
"Только что вышел указ, объявляющий нашу деятельность незаконной. Дервишей сажают в тюрьмы, толпы людей и полиция громят наши центры. Мы не в силах уберечь свое имущество".
"Не бойтесь, - сказал суфий ученикам, - ибо наш час настал!"
И когда, несколько минут спустя, явилась толпа, подстрекаемая правившим этой страной деспотом, она, не останавливаясь, пронеслась мимо в поисках жертв. В этом суфийском центре им нечего было делать, они увидели, что суфий и его люди методично разбирают здание и бросают в костер все, что там находится. Ведя себя подобно толпе, община выжила, а ее члены благополучно ушли целыми и невредимыми.
Они стали единственными из всех суфийских учеников, в той стране, которые выжили.


Быть невидимым 

Известного суфия спросили: "Что значит быть невидимым?".
Он сказал:
"Я отвечу, когда представится возможность продемонстрировать это".
Спустя какое-то время, суфий и человек, задавший этот вопрос, были остановлены конным отрядом солдат.
Солдаты сказали:
"Нам приказано брать под стражу всех дервишей, потому что царь нашей страны объявил, что они не исполняют его веления и своими речами возмущают внутренний покой других граждан".
"Приказы надо выполнять - это ваш долг", - сказал суфий.
"А сами-то вы разве не суфии?" - спросили солдаты.
"Испытайте нас", - сказал суфий.
Тогда офицер достал какую-то суфийскую книгу и спросил: " Что это такое?".
Суфий взглянул на название книги и сказал:
"Это то самое, что я сожгу у тебя на глазах, так как сам ты до сих пор не сделал этого".
С этими словами он поджег книгу и солдаты, удовлетворенные, ускакали прочь.
Тогда товарищ суфия спросил:
"Какова была цель этого действия?".
"Сделать нас невидимыми, - ответил суфий, - ибо для человека этого мира "быть видимым" означает, что ты выглядишь подобно чему-то или кому-то, кого, как он ожидает, ты должен напоминать. Если ты выглядишь иначе, твоя истинная природа становится для него невидимой".


Ахмад Ясави 

Когда Ясави начал обучать, то вскоре был окружен потенциальными учениками и людьми самого разного толка. Все они слушали его беседы, но все настойчивее требовали, чтобы он ввел для них регулярную программу обучения.
Ясави сказал им, что намерен построить специальное здание, Теккию, где можно было бы выполнять упражнения наподобие тех, что выполнялись по всему Туркестану.
Под его руководством несколько сотен людей шесть месяцев работали над сооружением этого здания.
Когда работы были закончены, Ясави сказал:
"Все, кто хочет пройти обучение в стенах этого здания, встаньте, пожалуйста, справа. Те же, кто не хочет этого, встаньте вон там, слева".
Когда образовалось две группы, Ясави сказал:
"Я распускаю тех, кто стоит справа: я ничего не могу сделать для вас, поэтому возвращайтесь туда, откуда пришли.
Остальные могут стать моими учениками. Их первым заданием будет снести Теккию".
Отвергнутые ученики были весьма разочарованы и стали распускать слух, что Ясави сошел с ума. Но именно такая разборчивость этого Божьего безумца и дала начало Учению Мастеров".


Пар из горшка Ихтиари 

Перед самым отправлением в Индию, шейх Абу-Али аль-Ихтиари посетил всех суфийских шейхов Багдада и обратился к ним с просьбой:
"Если издалека придут люди в поисках Пути, говорите им, что не знаете меня; или окажите им гостеприимство, подобающее путешественникам, или избавьтесь от них, поскольку я воодушевил их на поиски только для определенной цели".
Затем он отправился в Индию, где стал выступать с лекциями о Пути к Знанию.
Люди спрашивали его, откуда он, и Ихтиари неизменно отвечал:
"Из Багдада, Центра Святости".
Вскоре по одному и по двое с караванами, и всеми известными способами и путями индийцы стали наводнять город Багдад.
На все их расспросы суфии отвечали:
"Нет, мы не знаем шейха Ихтиари", или: "Да, до нас доходили слухи о нем".
Джафар Зикария присутствовал при том, как после посещения индийской делегации Абдулкадир Мустафа заметил:
"Как приятно помогать шейху Ихтиари, являя свое незнание его!"
Кто-то из посетителей сказал: "Все мы знаем Его Присутствие Ихтиари. Как же можно помогать его работе, являя свое "незнание его"?
Шейх Мустафа ответил:
"Эти люди - просто "пар из котелка шейха Ихтиари". Они испарились из жаркого, которое он готовит, и воображают, что могут измениться, отправившись на поиски в другие места".
"Если мы скажем, что знаем Ихтиари, они возвратятся и станут докучать ему, потому как получили доказательство, что он пользуется уважением в своем родном городе. Услышав же, что мы "не знаем его", они оставят его в покое, либо убедившись в его "бесполезности", либо из-за того, что найдут себе кого-то другого, кому можно докучать. В любом случае Ихтиари будет избавлен от них".


Путешествие 

"Однажды я сидел в кругу шейха Аббаса Ансари, когда вошел некий молодой человек и попросил о помощи. "Я отправляюсь в путешествие, - сказал он, - и буду признателен, если вы дадите мне рекомендации к суфиям Персии".
Шейх поинтересовался, каким маршрутом молодой человек собирается следовать, а затем сказал: "Сожалею, но не могу тебе дать никаких рекомендаций". Опечаленный посетитель покинул дом шейха.
Как только он вышел за порог, шейх стал диктовать письма своим представителям в Персии, которые жили по пути следования юноши.
Я хотел спросить о причине его необычного поведения, но этикет встречи не позволял этого сделать.
Спустя несколько вечеров, мы снова собрались вместе, и после сессии размышлений, шейх Аббас обратился ко всем нам:
"Если бы я предложил тому молодому человеку посетить некоторых наших друзей и заверил в том, что они примут его, он не смог бы ничему у них научиться, так: как в этом случае его ум утратил бы решимость бороться и в результате, он не извлек бы пользы из этих встреч. К тому же это и усилило бы его ожидания, что стало бы дополнительным препятствием к пониманию".
Я спросил:
"Не получится ли так, что в результате он посчитает себя недостойным и вовсе откажется от мысли о путешествии".
"Если его поведение будет таким - это знак того, что в любом случае ему не хватает необходимой решимости, и путешествие это ничего не даст ему".
Тогда я спросил:
"А что если он подумает, что вы просто не заинтересованы в его благе, поскольку отказали ему в помощи?".
Шейх ответил:
"Если ему так легко обратиться против меня, то он тем более не способен учиться. В этом случае он подобен собаке, у которой отнимают кость и она готова цапнуть всякого посягнувшего, не вникая в мотивы его действия".
"Разве плохо, когда человек чувствует благодарность по отношению к тому, кто помогает ему?" - спросил я.
"Чувство благодарности к другому имеет свои пределы. Излишнее упование на помощь другого человека приводит к тому, что уповающий начинает пренебрегать собой и кончает тем, что противостоит благодетелю. Именно по этой причине некоторые люди становятся противниками тех, кем они прежде восхищались. Они им слишком много задолжали".


Я не знаю 

Назинда, странствующий бухарский дервиш, когда к нему обращались с вопросами, часто отвечал:
- Не знаю.
Эта его особенность стала темой для спора в Аллахабаде. В обсуждении приняли участие те, кто утверждал, что учитель не должен признавать свое невежество относительно любого вопроса, те, кто считал, что невежественна как раз такая точка зрения, и это не подлежит обсуждению, а также те, кто по этому вопросу придерживался различных иных точек зрения.
Все доводы были представлены на суд индусского пандита Рам Лала, который сказал:
"Когда он говорит "я не знаю", возможно, он имеет в виду, что этого не знает никто. Он также может иметь в виду, что именно вы этого не знаете, и в этот момент показывает вам ваше собственное "я". Он может, также, указывать на то, что ему не нужно "знать", потому что в вопросе или ответе кроется заблуждение".
Кто-то спросил: "Почему бы ему не выразить это более определенно?"
Пандит ответил: "Поступив так, он перестал бы провоцировать размышления и обсуждения".


Как Кашмир получил свое название 

Легенда гласит, что место, называемое сейчас Кашмиром, прежде было известно как Белуристан, Земля Кристалла. Некий пандит, имя которого теперь позабыто, был духовным учителем той страны, и люди стекались отовсюду посещая его, выполняя его упражнения и изучая его мудрость.
И вот однажды потомок Пророка, человек большого знания, которого в тех краях называли Мир, прибыл навестить пандита. Он пару раз побеседовал с учителем, а затем отправился в расположенную неподалеку долину. Пандит сказал: "Он попытается вытеснить меня, но вряд ли ему это удастся, ибо святилище наше известно на Востоке и на Западе в течение многих веков". И он стал ждать, что будет делать Мир.
Но Мир, далекий от мысли создавать новое святилище, открыл ярмарку с качелями и павильоном брачных знакомств, гадалками и всякого рода развлечениями. Польстившись на эту приманку, последователи пандита, сделали ярмарку Мира местом своих ночных встреч, вследствие чего даршан (собрание) пандита пустел, цветы на его алтаре увядали и не заменялись свежими.
В конце концов, пандит в сопровождении немногих оставшихся последователей поднялся на холм, где находилось жилище Мира, и бросил ему вызов, сказав:
"Обманом ты увел моих людей. Больше того, пренебрегая даже тем, чтобы внушать им хорошее поведение и благие мысли, ты завез в нашу страну разновидность узаконенного и безрассудного пренебрежения духовными ценностями, что повергает нас в ужас".
Мир ответил:
"А ты не смог дать своим людям ни развлечений, ни привязать их к своей личности. Уже само твое выражение "мои люди" говорит не в твою пользу.
Если бы ты пленил их умы, они отнеслись бы ко мне и моей деятельности, как ко злу, но ты не сделал этого - вот единственное чего ты добился. Однако если бы ты давал "твоим людям" что-либо кроме развлечений, которые ты называешь упражнениями, они бы не так легко прельстились моими развлечениями. Ведь, в конце концов, твои развлечения бесплатные, мои же стоят денег".
"Всё не так! - сказал пандит. - Просто люди слабы, и ты сыграл на их слабости".
"Если они слабы, - ответил Мир, - а ты не можешь сделать их сильнее, то всякая вещь, и любой человек могут "сыграть на их слабости". Почему же ты не стал силой для слабых, вместо того, чтобы оставаться игрушкой для легковерных?"
Именно в этот момент пандит, совершенно выбитый из душевного равновесия этим непривычным для себя опытом, выкрикнул проклятье: "Каш-Мир!", так звучали в местном произношении слова "Кадж-Мир", Кривой Мир или Искривленный Вождь.
"Если это кривизна, - сказал Мир, - тогда я хотел бы, и это же вопрос чести, чтобы и страна эта называлась отныне не Белуристан, но Кашмир, "Страна окольных путей".


Путь, который кажется ведущим к некчемности 

Вот что сообщают о Хазрате (Бахауддине Накшбанде):
Хотя в течение многих лет его считали воплощением степенности и светской обходительности, а также реставратором первоначальной школы суфизма, часто в присутствии своих близких и влиятельных соратников он вел себя, как шут.
В течение десятилетий, он брал с них клятвы хранить это в тайне, а также получил от каждого из них заверенное их личной подписью заявление, что он, Бахауддин, склонен к эксцентричному поведению.
Они же снова и снова говорили ему: "Хазрат, хотя мы никому об этом не расскажем, нам все же не понятна ваша странность. В таком случае, зачем вы собираете об этом свидетельства, удостоверенные нашими подписями, ведь в один прекрасный день это может стать достоянием гласности и сыграет не в вашу пользу?"
Он никогда не отвечал на эти вопросы, пока однажды, на склоне лет, испытывая давление своих влиятельных и высокопоставленных последователей, которые настаивали на собственном толковании его весомости, он стал вести себя самым неожиданным образом.
Некоторым же из его наиболее ревностных и наиболее поверхностных последователей было приказано оставить его. "Боже, он сходит с ума! - говорили они. - Подумать только, что в течение стольких лет он был образцом поведения и примером для всего мира..."
Тогда Бахауддин предъявил документы, которые показывали, что таким он был всегда, и что именно его последователи пытались заставить его соответствовать их собственным представлениям о человеке учения.
В своей книге "Рисалат" (Письма) он говорит: "Очень важной для суфия является способность быть дураком, оставаясь суфием. Он должен быть способен выглядеть идиотом, потому что когда доктринеры монополизируют роль человека учения, должны остаться люди, среди которых существует подлинное учение. Обратите внимание на одну опасность: противодействие по отношению к суфиям для них не опасно, потому что всегда найдутся те, кто будет думать, что противодействие вызвано завистью, и потому продолжат свои попытки следовать по Пути. Но едва только ученым удастся убедить людей в том, что суфии не заслуживают серьезного отношения и не содержат никакой ценности, люди перестанут прислушиваться к суфиям, ведь если в чем и проступает человеческая слабость, так это в том, что человек не хочет, чтобы считали, будто он увлечен пустозвонством. Так пусть же дорога, которая с точки зрения доктринера и фанатика кажется никчемной, остается открытой.

Анвар 

"Я находился в присутствии Анвара Афифи, - пишет Ифтихари, - когда объявили о приходе посетителя.
Вошедший спросил, можно ли сделать так, чтобы ему удалось одно торговое предприятие?
Афифи обратился ко мне: "Расскажи ему о своем опыте".
Я сказал: "Когда я впервые пришел в это место, то попросил Хазрата Анвара Афифи сделать так, чтобы мои дети стали послушными и исполняли мои желания. Вернувшись домой, я убедился, что мои дети стали образцом послушания. Я велел им осваивать профессии, которые выбрал для них, и они покорно следовали моим повелениям.
Но в течение шести лет, после того, как они стали заниматься этими профессиями, каждого постигало какое-то несчастье: кто-то обнищал, кто-то себя обесчестил, а кто-то и умер.
Я возвратился сюда после того, как несколько лет сам пытался уладить свои дела. Сейчас меня приняли в караван Анвара Афифи. Теперь единственное, что я всегда прошу у него, это: "Дайте мне то, что мне необходимо, и позвольте мне делать то, что я могу".
"Какая чушь! - воскликнул посетитель. - Я обратился за помощью, а вместо помощи меня приглашают присоединиться к нищим".
Анвар сказал:
"Увы, несмотря на все наше гостеприимство, такого приглашения мы не готовы тебе сделать. Ты пришел за помощью, но в наших силах предложить тебе лишь информацию. Помощь, которую ты желаешь, не может быть предложена в нашей жалкой лавчонке. Нищий может дать только то, что ему позволяют давать другие".


Качества 

Кхидр повстречал, однажды благочестивого человека и спросил его:
"Чем я могу помочь тебе?"
Человек сказал:
"Мне ничего не надо, но если встретишь на своем пути моих учеников, помоги им".
"Как я узнаю их?" - спросил Кхидр.
"По именам, которые я назову", - ответил благочестивый человек.
"Мы, существа невидимого мира, узнаём людей не по именам, но по их качествам", - сказал Кхидр.
Благочестивый человек сказал: "Нет ничего проще, я могу перечислить качества трех моих учеников. Первый - щедр, второй - воздержан, третий - владеет собой".
Кхидр пообещал исполнить просьбу, сказав при этом: "Помогать таким людям - мой долг, ибо к тому обязывает моя принадлежность к невидимому правительству".
Вскоре после этого, Кхидр заметил на дороге человека, который сам, почти не имея денег, на глазах у Кхидра отдал последнюю монету одной достойной женщине. Однако Кхидр прошел мимо и не помог ему. Затем Кхидр остановился, чтобы послушать, как какой-то человек проповедовал людям воздержание и молил Бога о помощи в его трудах. Кхидр и ему ничем не помог. Наконец Кхидр повстречал третьего человека, который прыгал от радости, поскольку остался жив, хотя был жестоко искалечен, Кхидр не подошел и к нему.
Возвратясь из путешествия вокруг света, Кхидр снова повстречался с благочестивым человеком, и тот спросил его:
"Ну что, встретил ты моих учеников? Ты помог им?"
Кхидр ответил:
"Хотя я обязан был помочь всем достойным людям, попадавшимся на моем пути, но так и не встретил трех достойных, о которых ты говорил мне".
"А можешь ли ты описать кого-нибудь, кому ты не в силах был помочь?" - спросил благочестивый.
И Кхидр рассказал ему о трех встречных.
"Но это же те самые, о которых я говорил тебе!" - воскликнул благочестивый.
"Если они делали то, чему ты научил их, - сказал Кхидр, - то, может быть, ты и благочестив, но, к сожалению, сбился с пути.
Первый человек, отдавая свои последние деньги, получал удовольствие от своего поступка, чем тут же и вознаградил себя за это: где тут щедрость? Второй человек кое в чем был воздержан - но алчен к обращению других и получению божественной милости; от алчности такого рода он не воздерживался. Третий человек кое над чем обрел власть, но только не над собой".


Анвар Аббаси 

Анвар Аббаси снискал славу благодаря своей поэзии и игре на ситаре. Почти каждый вечер люди собирались в его доме послушать игру хозяина. Когда музыкальные выступления Анвара заканчивались, некоторые оставались послушать его беседы о восточной философии (хикмат-и-машрикиййа}.
Те, кто посещал Аббаси, считали его образцом тончайшего поведения, а также человеком, безупречная учтивость которого, представляла собой пример для изучения.
Но когда его приглашали в другие дома, он вел себя совсем иначе. То в одном, то в другом доме он раздражал именитых гостей. Сам он являлся в гости с опозданием, прерывал ученые беседы, в любом обществе оспаривал мнение, по крайней мере, одного из присутствующих.
Однажды он объявил, что его обучающая миссия выполнена, и что отныне он порывает с теми, кто желал у него учиться. Затем он покинул страну, и больше его не видели.
Все, кто был озадачен его поведением, пришли к Фирозу Андаки - ярому давнишнему оппоненту Аббаси, и попросили его просветить их.
Фироз сказал: "Вы хотите услышать критику на Аббаси, но должен сказать, что только недавно мне открылось, каким великим человеком он был. Я считаю его своим учителем и поведаю вам кое-что о величии его учения, передаваемого посредством личного примера и демонстрации, что находится за пределами нашего обычного уровня понимания.
Аббаси так мало заботился о своей репутации, что пустил ее на топливо для поддержания пламени своего учения. Когда он затевал споры, девять из десяти говорили: "Как это грубо!" Десятый же говорил: "Он делает очевидной всю нелепость спора".
Вместо того чтобы укреплять свою славу и уважение среди людей, он предпочел укреплять истинное учение ради блага тех, кто способен принять это учение.


Защита 

Рассказывают, что некто сказал Сахлу:
"Многих, вполне достойных людей задевают твои слова и поступки. Говорят, это происходит из-за того, что ты не идешь с ними на компромисс, а в результате развитию понимания Суфийского Пути наносится вред. Не мог бы ты, если такая просьба уместна, пояснить этот вопрос?"
Сахл сказал:
"Единственное, как могут Люди Пути защитить Путь и учеников от ущербных мыслителей и разрушительных элементов - это сделаться неприемлемыми для таких людей. Хищный зверь отойдет от тебя, если ты ему не нравишься, так что необходимо внушить ему отвращение к себе, коль скоро нет способа защититься от него как-то иначе. Таким образом, когда люди говорят: "Ты так и не смог объяснить мне свои поступки", - это может означать следующее: "Будучи для меня непонятным, ради собственного спокойствия ты сделал все, чтобы я избегал тебя".


Аристократ 

Имам Юсуф из Самарканда рассказывает:
"Я изучал свидетельства о чудесах и репутации Хашимитского Рода, и мне подумалось, не может же быть простым совпадением или абсолютной выдумкой тот факт, что к этому роду принадлежит так много духовно возвышенных людей.
В итоге я решил встретиться с Сейидом Нури Шах-и-Хуссейни, который жил в великолепном дворце, в окружении всевозможной роскоши, и отправился к нему.
Он принял меня в свою компанию, но когда бы я ни заводил разговор о том, что он, согласно своему наследию, должен являться хранителем знания внутреннего руководства, он тут же менял тему.
В конце концов, я сказал ему:
"О, повелитель Принцев! Ваша репутация и притягательность основана на широко известном факте Вашего происхождения из Рода Избранных. Почему же в таком случае вы избегаете говорить об этом?"
Тогда он сказал:
"Ты выследил меня по моим следам. Должны ли мы по-прежнему обсуждать эти "следы на снегу или на песке", или ты здесь, чтобы учиться?"
Я был поражен этой мыслью и тут же осознал, что он прав, и что все досужие рассуждения об этой науке слишком поверхностны. Тогда, осмелев, я задал другой, ставивший меня в тупик, вопрос:
"Как может духовный мастер жить в такой роскоши, ведь это не вяжется с традицией?"
Он спросил меня:
"Ты когда-нибудь замечал, чтобы я пользовался преимуществами своего окружения?"
"Нет, не замечал", - ответил я.
"В таком случае, - продолжал он, - я открою секрет, и ты будешь хранить его до моей смерти: можно укрываться двумя способами: прятаться в тайном месте или жить в атмосфере, которая защищает тем, что она тебе не соответствует".


Печаль и радость 

Сказали дервишскому мастеру:
"Ты делаешь себя посмешищем для посторонних наблюдателей. Твоих друзей это печалит, и это доставляет радость твоим противникам, после чего им легко убедить других, что ты ничтожество".
Он ответил:
"О, друзья, рожденные для счастья! Вы увидели половину, а думаете, что увидели целое. Попытаюсь в последний раз объяснить вам. Я выгляжу глупцом для тех, кого хочу разочаровать. Если бы мои друзья были настоящими друзьями, они искали бы этому именно такое объяснение, а не испытывали печаль. Принося радость своим противникам, я даю им возможность осознать, что их радость струится не в том русле и основана на поверхностной оценке".


Маг 

Жил был человек, который много путешествовал по свету и учился везде, где только сохранилось подлинное обучение.
Он вел такой уединенный образ жизни, что мнения о том, кто же он на самом деле, разделились: или он благочестивый и достойный человек, или, возможно, маг, алхимик, а то и астролог, последователь каких-нибудь предосудительных учений.
В конце концов, его дом стали осаждать люди двух категорий: те, кто хотели бы получить его благословение, окажись он человеком духовного учения, и те, кто хотел бы заручиться его поддержкой в том или ином мирском начинании, если окажется, что он мастер тайных наук.
В конце концов, за этим человеком, а звали его Абдулвахид, сын Асвада, установилась репутация мага и чародея. После чего люди, воображавшие себя искренними и достойными, отвернулись от него. Те же, кто надеялся получить пользу от его магического искусства, продолжали добиваться его расположения.
Но как только последователям магии и любителям талисманов и амулетов удавалось встретиться с ним, он быстро отвращал их от себя. Обычно он убеждал их в том, что только притворяется магом. Этим приемом ему удавалось избавиться от них быстрее и надежнее, чем как-либо иначе.
И вот, к его обычной репутации мага прибавилась еще одна, распространяемая разочарованными искателями, - слава шарлатана, каковым и стали его считать даже в этом сомнительном искусстве.
На самом деле, человек этот был суфием. Тех, кто отличался пылкой верой, он заставлял сомневаться в их искренности, потому что такие люди искренни только на поверхности. В основе их чувств лежит самообман, и помогать им гораздо сложнее, чем тем, кто не лелеет таких предубеждений в свою пользу. Вера подобных верующих сильнее их искренности.
Благотворное влияние Ибн Асвада и результаты его работы живы и по сей день. Но из-за методов его конспирации и самозащиты, лишь немногие из суфиев сегодня могут открыто сказать, в каком долгу находится каждый живущий в мире человек у Абдулвахида, сына Асвада.


Грамматика 

Некий ученый, к тому же известный грамматик, явился с визитом к одному суфийскому наставнику.
Он был весьма удивлен, обнаружив, что суфий не читает лекций, не заманивает учеников лестью или искусной системой доказательств истинности своих поступков.
Улучив момент, он спросил суфия:
"Почему вы не учите последовательно? Вам же должны быть известны как простые основы вашей науки, так и более сложные ее аспекты. Мы, ученые, по крайней мере, учитываем невежество начинающих и ведем их ступень за ступенью от простых азов к более глубокому знанию".
"Я могу ответить вам с помощью иллюстрации, если вы согласны пройти краткий курс обучения под моим руководством и воздержаться от любых вопросов", - ответил суфий.
Помня, что суфий слыл чудотворцем и страстно желая получить знание, ученый согласился.
Тогда суфий сказал: "Вы ведь грамматик? Ну что же, отныне каждый день собирайте вокруг себя местных кошек и собак, и преподавайте им самые начальные и простые основы грамматики".
Полагая, что это испытание, или что это путь к сотворению чуда, ученый поступил, как было велено.
Несколько месяцев спустя, суфий вызвал ученого и спросил: "Ну что ваши кошки и собаки, научились они грамматике?"
"Нет, - ответил ученый, - они ничего не восприняли".
"Почему вы думаете, что они ни чему не научились?" - спросил суфий.
"Потому что они не умеют разговаривать и не понимают человеческую речь. Сначала они должны научиться этому, если такое вообще возможно".
"Ну вот, вы и получили ответ на свой первоначальный вопрос", - сказал суфийский мастер.


Разочарованный 

Один суфий как-то раз столкнулся с монахом, разочарованно покидавшим зал аудиенций Мауляны Бахауддина Накшбанда.
Монах сказал:
"Не связывайся с этим человеком - кроме пустяков он ни на что не способен. Чтобы испить его мудрости, я проделал путь из Китая, а он предлагает мне детские сказки!"
Когда суфий вошел в присутствие учителя, Мауляна, будто в ответ на его мысли, сказал:
"Есть тысяча классических произведений, и все они написаны, чтобы проиллюстрировать дюжину истин. Есть дюжина сказок, которые содержат все эти истины. Если бы многие не требовали видимого количества, а искали того, в чем они нуждаются, одной первой буквы одного слова из одной единственной детской сказки было бы достаточно, чтобы обучить человека.
Именно из-за того, что ученик столь низкого качества, учителю приходится повторять, расширять и увеличивать в размере то, что иначе ученик не заметил бы вовсе".


Убежденность 

Талала Назафа приняли при дворе Кордовы с большими почестями. Его доброе имя было известно в Кордове же много лет: придворные и эмиры буквально состязались друг с другом, расточая ему похвалы.
Но тут какой-то ученый обратился к нему с вопросом:
"Я прочел ваши книги. Позвольте узнать, почему в них так много внимания уделяется глупцам, и так мало - мудрым людям?".
Талал ответил:
"В большинстве случаев, мои книги уделяют внимание таким людям, как вы".
В тот же вечер он ужинал в доме Великого Кади (судьи), который учтиво заметил:
"Чрезмерная категоричность в речи, не принятая здесь, в Кордове, может побудить тех, кто благожелателен, и при этом чувствителен, изменить свое отношение к новому человеку".
Суфий ответил:
"Те, кто наблюдал, как такая чувствительность от столкновения с откровенностью, превращается во враждебность, открыли для себя, что это изменение в отношении есть не более чем перемена мнения.
Я здесь для того, чтобы показать, что изменение мнения само по себе не есть изменение понимания. Мнение построено на песке, знание - на камне. Если кто-то всего лишь убежден, что я хороший человек, он так же глуп, как и тот, кто убежден, что я плохой.
Поскольку убежденность весьма далека от того, чтобы основываться на разуме, она является врагом разума, потому что разумность не подвержена изменениям, в то время как убеждения меняются постоянно".





Собиратель света 

Некоего дервиша называли Ноургир - "Собиратель Света", из-за того, что он владел глиняным сосудом, который вбирал в себя дневной свет и даже свет свечи, а затем излучал этот свет по желанию дервиша.
Какой-то ученый обратился к дервишу:
"Мы не оспариваем удивительные свойства твоего капкана для света, но ставим под сомнение то, что тебе приписывает молва, - видеть сердца людей".
Если ты действительно способен видеть внутренние свойства людей, их потенциал, то как же объяснить, что тебе только что продали арбуз, оказавшийся невкусным?".
Ноургир сказал: "Не согласитесь ли вы пройти со мной и принять участие в одном эксперименте?".
Ученый отказался, и впоследствии стал распускать слух, что Ноургир шарлатан. Много месяцев ученый, не переставая, клеветал на дервиша, пока оба они не оказались однажды при дворе короля той страны, который проявил интерес к этому противостоянию.
Король сказал:
"Моих ушей достигло, что этот ученый, бросив вызов тому дервишу, сам отказался участвовать в демонстрации его способностей. Такое отношение угрожает доброму миропорядку и способно нарушить равновесие в обществе. Я провозглашаю ученого шакалом, и эта репутация останется за ним, пока он не прекратит разглагольствовать о фактах, не подвергнув себя воздействию реальности. Трудно представить себе, чтобы ученый согласился остаться в глазах мира тупым животным, а именно таковым сочтут его люди, коль скоро он будет основывать свои доказательства на пустом мнении, раздражаться и клеветать, или делать что-либо подобное, что служит отличительным признаком лжеученого, а никак не настоящего ученого".
"Слушаем и повинуемся", - в один голос ответили дервиш и ученый.
Дервиш повел ученого на вершину горы, где они провели три дня, в течение которых дервиш разъяснял ученому дервишскую науку. Затем они спустились в ущелье, а там их ждала уже толпа свидетелей, возглавляемая королем.
Огромная вереница людей тянулась к этому месту, кто на лошадях, кто на мулах, кто на ослах, а кто и вовсе пешком и, когда все собрались, дервиш сказал:
"Взгляни! О, Король и ученый! Сейчас я положу руку на плечо этому ученому и передам ему часть своей восприимчивости. Когда к нему начнут подходить люди из толпы и склоняться перед ним, ученый будет воспринимать их тайные мысли. Эта восприимчивость и явится ответом на вопрос, почему дервиш не пользуется своими силами постоянно".
И вот, конечно же, по мере того, как к ученому один за другим подходили люди, лицо его все больше и больше выражало усиливающееся страдание. Он стал выкрикивать бессвязные фразы: ' Этот человек - как он отвратителен, фу!". А глядя на другого: "Не делай того, что задумал, о, человек! Это приведет тебя к гибели". Увидев следующего, он сказал: "Этот выглядит, как злодей, но именно он станет орудием спасения многих".
Ученый говорил так бессвязно, что всем казалось, будто он лишился рассудка. Лицо его избороздили старческие морщины, черная борода поседела. Спустя примерно час ученый скинул со своего плеча руку дервиша и бросился королю в ноги. "Ваше величество, - взмолился он, - не могу я больше выносить это знание! Я видел людей, которые выглядят, как святые, но только притворяются. Хуже того, я увидел тех, кто считается праведным, хотя их порочность как раз в том, что они принимают избранный ими путь за истинный. Я видел и переживал то, что, как считается, невозможно пережить человеку".
"Какую мудрость ты извлек из этого опыта?" - спросил король.
Ученый ответил:
"Я понял, что любой человек, будь он всегда в состоянии воспринимать истинное положение, в котором пребывают люди, сошел бы с ума".
Тогда дервиш сказал:
"Теперь вы поняли, что дервишское знание включает в себя знание того, когда бодрствовать, а когда оставаться во сне".


Толкование 

Один дервишский учитель шесть дней в неделю проводил по обыкновению в медитациях. На седьмой день он отправлялся в соседний, ближайший к его завийе, город и там бродил от лавки к лавке, пил чай с горожанами и вступал в разговоры о всякой всячине.
В один из таких дней, какой-то человек увидел, как дервиш в обществе ученого дегустирует в базарной лавке пахлаву. Человек этот, чье знание суфизма сводилось лишь к самым общепринятым понятиям о дервишском благочестии, закричал на весь базар:
"Позор дервишам, которые якшаются с доктринерами! Когда человеку дано заниматься глубокими внутренними размышлениями, а вместо этого он тратит время на детские забавы, как далеко ему до реализации!"
Среди тех, кто услыхал эту реплику, нашлись люди, которым была известна добрая репутация дервиша, хотя и не известны мотивы его поведения. Они сказали:
"Зачем шумишь? Этот человек знания наверняка делится своей мудростью с простым народом, ведь суфии не раз заявляли, что ученым совершенно необходимо частое общение с людьми подлинного опыта".
От этих слов критик дервиша устыдился. Ему показалось, что он получил откровение через то, что на самом деле было весьма поверхностным упреком, основанным на обобщении.
Той же ночью, однако, ему явилось духовное существо и заговорило с ним:
"Благодаря твоему раскаянию, тебе будет открыто подлинное толкование озадачившего тебя события. Знай же, что дервиши могут влиять на других людей способами, которые неведомы как тем, на кого они влияют, так и посторонним наблюдателям. Внутреннее воздействие дервиша на ученого, во время их общения, оказывается в тысячу раз сильнее, если дервиш и ученый не диспутируют. Даже когда дервиш вообще не касается каких бы то ни было важных тем, сила его влияния не ослабевает.
Просветленный дервиш, молчит ли он, говорит ли пусть даже о муравьях и мухах, влияет на мир в гораздо большей степени, чем ученый, рассуждающий о высоких философских материях, или сентименталист, охваченный якобы глубокими переживаниями".


Юсуф, сын Хлйуллы 

Солдаты, сопровождаемые неким богословом, ночью пришли к Юсуфу и сказали:
"По всей Андалусии произведения Ибн аль-Араби были преданы огню сегодня. Всем известно, что ты изучаешь Восточную философию (суфизм). И потому придется доставить тебя в суд".
"Кто выдал вам ордер на мой арест?" - спросил Юсуф.
"Его выдал факих Ибрахим, законовед, которого ты видишь перед собой".
На что Юсуф сказал:
"Знакомство с объектом, подлежащим осуждению, еще не делает человека виновным, согласно законам, божьему и человеческому. Да, я изучаю Восточное Учение, но из этого вы не вправе заключить, что это учение я практикую".
Тогда Ибрахим сказал:
"Ты сочинил три трактата, посвященные этому учению, и их штудируют молодые люди, которые в результате стали пренебрегать более авторитетными принципами".
Юсуф ответил на это: "Любому человеку закон разрешает изучать и цитировать, что бы то ни было, а это, в свою очередь, не дает оснований считать, что изучающий по определению является последователем того, что изучает".
"Так ты отрицаешь, что практикуешь суфизм?" - спросил Ибрахим.
"Я отрицаю лишь то, что приведя меня в суд, ты не окажешься в дурацком положении. Аристотель, написавший о минералах, ни у кого не вызвал желания объявить его минералом. Уж если мы докатились до такого состояния, не пора ли всем нам вернуться к состоянию еще более примитивному".
"Минерал нельзя было бы допросить", - заметил Ибрахим.
"Можно, если знать метод", - сказал Юсуф.
"Ты, должно быть, спятил!"
"Если и так, меня тем более оправдают, ведь сумасшедшие вне закона. Они под покровительством Бога, поскольку лишены другого покровительства, и государство обязано оберегать тех, кого оберегает сам Бог".



В Китае 

Сообщают об одном суфии, посетившем Китай, что к нему подступили традиционные китайские священнослужители, и сказали:
"Испокон веков в нашей стране существовали мудрецы, толковавшие высказывания великих людей. Как может человек, пришедший к нам со стороны, говорить или поступать не так, как предначертано нашей философией?"
Он ответил:
"Когда настает потребность возвратить земле плодородие, может понадобиться, чтобы деревья, растущие на этой земле, были выкорчеваны. Эта деятельность планируется и осуществляется людьми мудрости. Затем, возможно, после их смерти может возникнуть необходимость разрыхлить почву и добавить в нее некоторые составные части и удобрения для новых всходов. Это осуществляется людьми достойными уважения и восхищения. Когда же приходит время посадить на земле какую-нибудь новую культуру, те, кто приносит семена, так же важны, как и те, кто, сменяя друг друга, трудились до них, хотя со стороны может показаться, что эта деятельность находится за пределами последовательных стадий вспашки и корчевания.
И пока не наступит срок, вкусить овощи, многие будут говорить: "Эта деятельность никак не предусмотрена в нашем сельском хозяйстве".


Вызывать раздражение 

Суфийский мастер Аджнаби сказал:
"Напиши мулле Фирозу и сообщи ему, что у меня нет времени на переписку, и вообще мне нечего ответить на его письмо".
Амини, ученик мастера, спросил:
"Вы намерены разозлить его этим письмом?"
Аджнаби ответил:
"Его задело кое-что из написанного мною. Это раздражение и побудило его написать мне. Некоторые отрывки в моих писаниях как раз и рассчитаны на то, чтобы раздражать ему подобных".
"Это письмо еще больше разозлит его, не так ли?" - спросил Амини.
"Разумеется. Когда он разозлился на написанное, сам он своего раздражения не наблюдал, что входило в мои намерения. Думая, что наблюдает меня, на самом деле, он просто был во власти раздражения. Теперь я пишу так, чтобы снова вызвать в нем раздражение, и чтобы теперь он сам увидел это свое раздражение. Конечная цель в том, чтобы человек осознал: моя работа есть зеркало, в котором он видит самого себя".
Амини сказал:
"Обычно люди считают злонамеренными тех, кто вызывает гнев у окружающих".
Аджнаби ответил:
"Ребенок может посчитать злонамеренным взрослого, который пытается вытащить у него занозу из пальца. Разве это основание, чтобы помешать ребенку взрослеть?"
Тогда Амини сказал:
"Ну а если ребенок затаит обиду на взрослого, который вытащил у него занозу?"
Аджнаби ответил:
"На самом деле, против такого человека ребенок не затаит глубокой обиды, потому как что-то в нем все равно будет знать истину".
Амини спросил:
"А что произойдет, если человек никогда не осознает себя и будет думать, что другими людьми во всех их проявлениях движут сугубо личные эмоции?"
"Если он никогда не узнает себя, то не важно, что он будет думать о других, в любом случае, он окажется не в состоянии по-настоящему оценить, каковы другие люди на самом деле", - ответил Аджнаби.
Амини снова спросил:
"А разве нельзя было вместо того, чтобы опять гневить его, просто объяснить, что ваши писания специально предназначены вызывать в нем такую реакцию и предложить ему рассмотреть свои чувства?".
Аджнаби ответил:
"Разумеется, можно, но это ни к чему не приведет. Скорее всего, это привело бы к противоположному результату. Если вы станете объяснять человеку свои подлинные мотивы, то он вообразит, будто объяснение есть не более чем попытка объясняющего самооправдаться, что, в свою очередь, вызовет в нем чувства, вредные только для него самого. Таким образом, пускаясь в объяснения, вы только навредите".


Обескураживание посетителей 

Посетитель спросил Аджнаби:
"Почему вы отбиваете у людей охоту посещать вас?".
Тот ответил:
"Потому что не могу отбить у них охоту к посещению других".
"Ваш ответ кажется таинственным. Не могу понять, что вы имеете в виду?" - откликнулся посетитель.
Тогда Аджнаби сказал:
" Намерение посетить учителя - уже само по себе является неким условием, состоянием, как правило, не имеющим ничего общего с причиной такого посещения. Если человек собирается посетить учителя потому, что нуждается в том, чтобы посетить хоть кого-нибудь, то эта потребность в посещении будет действовать на него, как барьер на пути к пониманию. Вот почему, прежде чем идти к своему учителю, лучше отправиться на пирушку и предаться развлечениям ".
"Как можно распознать посещение, продиктованное таким поверхностным побуждением, что называется, посещение ради посещения?" - спросил человек.
Аджнаби ответил:
"Когда кто-то от вас уходит, всегда можно сказать, получил ли он, что искал. Ощущение от него такое же, как от человека, посетившего рынок и направляющегося домой. Купил он там что-либо или нет, ему не важно. Он побывал на рынке и для него это главное".


Бахауддин 

Некий тиран, возомнивший себя ученым, написал Бахауддину:
"Я возмущен тем, что вы написали, и считаю, что это некорректно ни в историческом смысле, ни в буквальном".
Бахауддин ответил:
"Щадя ваши чувства, я написал менее четверти того, что мог бы написать по этому поводу. Поэтому считайте, вам сильно повезло, так как я далеко не исчерпал своих возможностей. Но знайте, если наступит время, когда этого потребует благоденствие моих учеников, я изложу остальные три четверти так оскорбившего вас материала, ибо лишать людей истины, из уважения к своевольной персоне, будь то царь, священник или ученый, можно только до известных пределов".


Чтение 

Один суфий, явился ко двору короля. Ученые, окружавшие трон, сказали: "Ваше Величество, этому человеку нельзя давать слова, пока он не докажет всем нам, что хорошо знаком с классическими книгами и комментариями к ним, иначе остается вероятность, что он вынашивает опасные для королевства мысли".
Однако суфий не смог привести ни одной цитаты из классиков, и даже его манера говорить была совершенно чуждой ученым мужам той страны, так что они заклеймили его как; шарлатана и выставили вон.
Спустя шесть месяцев, суфий снова пришел во дворец и предстал перед церемониймейстером.
"Суфий, мне не велено допускать тебя ко двору в качестве ученого, поскольку ты провалил экзамен", - сказал церемониймейстер.
"На сей раз, я пришел не на правах ученого, а как тот, кто хотел бы преподнести кое-что в дар Его Величеству!" - ответил суфий и указал на стоявшего за ним рысака.
Когда его ввели в королевское присутствие, он сказал:
"Осмелюсь предложить в дар Вашему Величеству этого коня, потому что, как мне кажется, он обладает некоторыми качествами, достойными Вашего монаршего внимания".
"И что же это за качества?" - спросил монарх.
"Прикажите принести сюда любое классическое произведение", - попросил суфий.
Как только в тронный зал была внесена книга и положена перед конем, конь стал копытом перелистывать страницу за страницей: время от времени он останавливался, смотрел на суфия и ржал.
"Боже милостивый, - воскликнул король, - этот конь читает книгу и делает свои замечания по поводу разных отрывков".
"Разве это не заслуживает большего восхищения, чем способности ученых мужей, которые в любом случае являются людьми, и лучше, чем лошадь оснащены для чтения книг?" - спросил суфий.
"В самом деле, - согласился король, - но ты должен рассказать нам как тебе удалось добиться этого?"
"Если я скажу правду, Ваше Величество, боюсь у Вас появится искушение ниспровергнуть всех ученых", - ответил суфий.
"Что ж, я готов рискнуть, - объявил король. - Говори же!"
И суфий рассказал: "Этого коня я дрессировал в течение шести месяцев. А делал я это так: страницы книги я пересыпал овсом, и это стало для него стимулом: он получал свою излюбленную пищу всякий раз, когда осваивал несколько страниц. Ржанию я не учил его, это уж он сам догадался".
"Но ведь именно так обучаются своим наукам ученые, - воскликнул король. - Стало быть, можно обойтись и без них".
Таковы события, которые легли в основу счастливой истории Суфистана, истории будущего. Ты только что услышал обо всем этом, о времени и месте, где смогли появиться истинные ученые, и всё благодаря тому, что король, ставший суфием, обратил в бегство лошадиноподобных ученых с их методами дрессировки своих преемников, а также избавился от их льстивых сторонников.


Глаза и свет 

Священнослужитель Хатиб Ахмад сказал Салиху из Мерва:
Пролей немного света на свои малопонятные рассуждения, ибо суфийские изложения, сколько ни пытаюсь понять их, остаются для меня темными".
Салих из Мерва ответил:
"Поскольку слепой нуждается в глазах, а не в свете, то как может яркое изложение показаться ему чем-то еще, кроме мрака?"


Касаб из Мазара 

Шейх Касаб из Мазара прибыл в город Мссул и вошел в мечеть, где в это время некий богослов перед многочисленной аудиторией читал проповедь на тему морали и благочестивых поступков.
Увидев, что Касаб усаживается среди слушателей, богослов воскликнул: "И свое выступление я не могу закончить лучше, чем пожелать еретику Касабу встать на путь исправления, и, пока он с нами, воздержаться от слов разобщения! Хотя, конечно, сам-то он претендует на истинность своих речей".
Касаб поднялся и сказал:
"Завтра, в центре города, во всеуслышание я произнесу лицемерную речь. Но если на пути к истине, несмотря на неусыпные старания этого богослова, кое-кто не достаточно очистился, и к нему может пристать та мерзость, которую я выскажу, те пусть не соблазняются и не приходят".
На следующий день, послушать Касаба, собралась огромная толпа. Он сказал:
"Услышьте от меня то, что послужит вашему благу".
Кто-то выкрикнул:
" Это что - лицемерное заявление?"
" Да, если выступающий сказал так, только чтобы подчеркнуть свою значимость".
Затем он продолжал:
"А теперь, я сделаю следующее лицемерное утверждение: Вы должны творить добро, потому что знаете, что есть добро, а что зло".
"Что плохого в этом призыве?" - опять спросили его. "Люди не знают, что есть добро; любому разумному человеку это хорошо известно. Люди знают только то, что их научили считать добром и злом".
И еще Касаб сказал:
"Лицемерная речь содержит и такие высказывания: "Этот человек - хороший, а тот - плохой, или этому нужно подражать, а того избегать", в то время как эти слова, на самом деле, означают: "Нравится мне этот человек или, ох, как он мне не нравится; этому человеку я склонен верить, а тому - не доверяю".
Потом он спросил собравшихся:
"Еще кто-нибудь желает послушать лицемерных речей?"
Из толпы никто не отозвался.


Деньги 

Юсуф ибн Джафар аль-Амуди брал деньги, с тех, кто приходил к нему учиться и иногда весьма внушительные суммы.
Некий выдающийся законовед, посетивший его, сказал: "Я очарован и глубоко тронут вашими учениями. Более того, я убежден, что своих учеников вы ведете правильным путем. Но брать деньги за знание не соответствует традиции. Кроме того, такие действия могут быть превратно истолкованы".
Аль-Амуди ответил:
"Я никогда не продавал знание. Всех денег на свете не хватит, чтобы заплатить за него. Что же до превратных истолкований, то их не остановить воздержанием от сбора денег, ведь люди всегда отыщут другой объект для дурных толков.
Лучше запомните: человек, берущий деньги, может быть жаден до денег, а, может, и нет. Но того, кто ничего не берет у других, легко заподозрить в более тяжком грехе - в ограблении душ своих учеников. Те, кто говорит: "Я ничего не беру от других", возможно повинны в том, что отнимают у своих жертв их волю".


Усвоение 

Ибн Дарани писал книги по медицине, религии, астрономии, математике и о свойствах растений.
Его недоброжелатели уверяли, что он описывает слишком многое, чтобы глубоко разбираться в чем-то одном. Больше того, добавляли они, даже если он и хорошо знаком со всеми предметами, о которых пишет, все равно, чтобы добиться эффективности, ему следовало бы учить чему-то одному.
"Люди добиваются уважения и авторитета путем специализации, - говорили они, - Все, кто стал известным ученым, сосредоточивались на одном предмете".
Некто, посетивший Ибн Дарани, спросил его об этом.
Ибн Дарани сказал:
"Даже пчела прославилась в силу двух ее способностей: жалить и делать мед. Позволь привести тебе иллюстрацию. Видишь этот персик? Предположим, ты хотел бы получить от него что-то одно из всего, чем он обладает: либо вкус, либо цвет, либо его нежную кожицу, либо его свежесть. Если тебе нужно от персика только одно из этих свойств, то ты хочешь вовсе не персик. Только глупец при виде персика, скажет: "По мне, он обладает слишком многими свойствами. Хватило бы и одного вкуса!"


Цель 

Дервиш пришел к суфийскому мастеру и сказал:
"О, благородный Путеводитель, я хотел бы научиться у тебя тому, что я мог бы передать другим".
Суфий велел ему отправиться в сад и заняться кормлением птиц и зверей, до тех пор, пока они сами не станут приближаться к нему при его появлении.
В течение трех лет дервиш выполнял задание мастера. По прошествии этого срока, он вернулся к суфию и сказал:
"Птицы и звери, лишь только меня завидят, тут же устремляются ко мне".
Суфий спросил:
"Ты все еще хочешь учиться, чтобы передавать учение другим?"
"Я осознал, что должен учиться всему, чему могу научиться, и что я не должен делать этого ради какой-то цели, до тех пор, пока не узнаю ценность этой цели", - ответил дервиш.
Тогда суфий сказал:
"Теперь ты можешь начать учиться. Пока твое внимание не сосредоточилось на птицах и зверях, твой истинный ум был не в состоянии решить эту проблему понимания. Внимание нуждается в объекте, как стрела в мишени. Но когда стрела постоянно торчит в мишени, или все мишени поражены стрелами; когда все лучники стреляют одновременно или люди думают, что необходимо стрелять, в то время как есть что-то еще, чем они могут заняться или кем они могут быть, когда такое происходит - это является верным признаком глупости и прямым путем к бессознательности".


Пища павлина 

Суфийский мудрец был спрошен своим учеником о поведении одного дервиша:
"Почему он, когда был жив, так ревностно защищал свою репутацию? Ведь мудрецы безразличны к тому, что касается их личного блага".
"Он вел себя так, - ответил суфий, - потому, что хотел установить ход мысли: "Эти люди знают, как себя защитить. Лучше с ними не связываться!"
"Но ему-то зачем такая репутация, если на самом деле он был смиренным человеком?"
"Чтобы в будущем уберечь от гнета других. И именно так все и случилось: многие беззащитные люди были ограждены от нападок разного рода притеснителей и агрессивных мыслителей, так как эти последние, опасались, что если, не имея веских оснований, они начнут их преследовать, те могут внезапно проявить силу и решимость, подобно тому дервишу, о котором ты спросил".
"И поскольку он не мог объяснить своего поведения без того, чтобы раскрылся его план, люди предположили, что он суетный, своенравный и агрессивный человек. Так что ли?"
"Совершенно верно. Но у него не было выбора. Ему открылась возможность принести пользу тем, кто придет после него, и он должен был воспользоваться этой возможностью независимо от того, осудят его за это или нет, поймут его или нет.
Избегай легковесно судить о жизни и высказываниях суфия. Вопрос этот настолько глубок, что понять его могут только те, кто уже пришел к цели. Запомни поговорку: "Не рассуждай о пище павлина, если у тебя желудок буйвола".


Совершенный человек 

Один ученик проучился у суфия в течение нескольких месяцев. Однажды он сказал:
"Мастер, вы самый великий человек на свете, хотя и пребываете в относительной неизвестности. Я чувствую себя обязанным обойти страны мира, чтобы всем поведать о вашем величии. Допустимо ли, чтобы бесконечно совершенный человек, оставался неизвестным?"
Мастер ответил:
"Если бы я сказал, что являюсь бесконечно совершенным человеком, или позволил другим говорить это, ты бы знал, что я таковым не являюсь. Чувство, что ты обязан представлять своего мастера величайшим человеком на земле, есть признак твоего высокомерия".


Не пора ли тебе 
Алами как-то заметил:
"Однажды я сказал: "Не читайте книг", и все перестали читать книги. Но ведь говоря это, я обращался к определенной аудитории. Почему же этому следуют совершенно другие люди?"
Асвад мюрид спросил:
"А мне какую книгу следует изучать?"
Алами велел ему прочитать книгу "Размышления Аламита".
Когда, спустя некоторое время, Асвад возвратился к учителю, Алами тут же спросил его:
"Ты прочитал "Размышления"?
"Да, прочитал", - ответил Асвад.
"Каковы были мои инструкции?"
"Прочитать книгу, называемую "Размышления Аламита".
"И ты прочитал эту книгу?"
"Я прочитал "Размышления".
"Могу сказать, что ты не прочел всю книгу".
"Я не прочел предисловия книги и заметок, потому что мне показалось, что они не имеют отношения к "Размышлениям".
"В таком случае, не пора ли тебе следовать своим собственным указаниям", - сказал Алами.


Тысяча динаров 

Джунайд прочел лекцию, на которой присутствовал некий богатый юноша. Этот молодой человек так восхитился услышанным, что, вернувшись домой, раздал все свое имущество нуждаюшимся, все, кроме тысячи динаров.
Затем, взяв эти оставшиеся деньги, он возвратился к Джунайду и предложил их ему в виде подношения.
Джунайд спросил его: "Ты что, хочешь впутать меня в дела этого мира?".
Тогда юноша направился прямо к реке и одну за другой стал бросать монеты в воду, пока все их не выбросил.
Когда он снова вернулся к Джунайду, чтобы поступить к нему в ученики, мастер сказал:
"То, что могло бы стать одним действием, ты разделил на тысячу действий, тем самым показав, что не можешь быть моим спутником. Почему ты сразу не бросил их в воду?"


Суровое испытание 

Хадрат Омар, сын Османа из Мекки, написал Джунайду, Шибли и Харири следующее послание:
"Ужасы, подстерегающие человека на Духовном Пути таковы, что никому не следует отправляться в это странствие, если он не способен преодолеть две тысячи ревущих водопадов и взобраться на две тысячи полыхающих пламенем гор. Человек, не готовый вынести эти испытания, не смеет называть себя Искателем".
Джунайд, прочитав послание, заметил:
"Я прошел лишь одно из этих испытаний".
Харири сказал:
"Я сделал лишь несколько робких шагов по этому пути".
Шибли сказал:
"Я не заметил даже признаков подобных испытаний".
Тогда раздался голос свыше:
"Те, кто представляет такие испытания как нечто ужасное, а не как необходимое преимущество, те, кто угнездился в своих страданиях, вместо того, чтобы пройти сквозь них, такие люди - не суфии, не люди духа, но люди чувств. Они принадлежат этому миру и воображают, что в мирских чувствах есть нечто грандиозное".


Люди и верблюды 

Бахауддин Накшбанд сидел однажды на террасе своего дома, когда к нему приблизилась большая группа искателей, желавших стать его учениками.
Руководитель группы сказал:
"Мы стремимся быть принятыми в Учение и сидеть у ног мастера. Да осуществится наше намерение".
Бахауддин сказал:
"Пусть каждый из вас по очереди пройдет передо мной, не произнося ни слова".
Искатели прошлись перед его взором.
Затем мастер сказал:
"Пятый, восемнадцатый и тридцать четвертый приемлемы для Пути".
Руководитель группы спросил:
"Можно поинтересоваться, какие характерные черты свидетельствуют о приемлемости?"
Тогда Бахауддин спросил его:
"Кто ты по профессии?"
Человек ответил, что разводит верблюдов.
"Тогда ты должен уметь определять качества и возможности верблюдов, которых проводят перед тобой. Почему бы не обратиться к собственному опыту, это подсказало бы тебе, что духовный человек в своей собственной сфере может пользоваться очень схожим умением".


Восклицание как иллюстрация 

Хазрат Абуль-Хасан Хиркани сказал:
"Как же много у меня недостатков и вместе с тем, как редко я обращаюсь к Богу!"
Услышав это, один человек, желавший стать суфием, пришел к другому мастеру и спросил его:
"Как понимать эти слова? Если Абуль-Хасан, величайший из святых, может сказать, что он совершил недостаточно на одном поприще и слишком много на другом, и это в его-то возрасте, то на что надеяться тем, кто желает учиться, но находится на куда более низком уровне?"
Мудрец ответил:
"О, человек с блестящими перспективами! Долго еще ты не сможешь войти в круг избранных. И не потому, что у тебя меньше способностей, чем у Абуль-Хасана, но потому, что ты все еще не заметил, что он имеет в виду не себя, но служит зеркалом для твоего внутреннего я".


Успех в ученичестве 

Хамлат Пош сказал:
"Я никогда не отказывался кого бы то ни было учить, но большинство людей, если не явно, то, во всяком случае, по сути не способны к получению пользы из ученичества, как этапа развития, в результате чего сами устраняют себя из этого процесса.
Ученичество - это метод, а не потенциальная возможность. Каждый человек может иметь задатки сверхчеловека, но лишь немногие находят, подход к решению этой проблемы.
Быть учеником, значит быть способным учиться, а не только желать учиться. Никто не обладает врожденным умением учиться, это умение должно быть передано ему.
Желание учиться не является основой для ученичества, а вот искренность - является. Основу же искренности составляет прямота и чувство меры.
Желание делать больше, чем можешь и не желание мириться с фактом, что иногда ты должен остаться без ответа - по сути, провал в ученичестве".


Гранаты 

Один ученик пришел в дом к некоему суфийскому врачу и попросил обучить его врачебному искусству.
"У тебя не хватит терпения наблюдать за тем, чему следует обучаться в нашем деле", - сказал суфий.
Но юноша умолял суфия, и тот взялся за обучение.
Спустя несколько лет молодой человек почувствовал, что готов применить на практике кое-что из усвоенного в науке врачевания. Однажды к дому суфия направился какой-то человек. Увидев его еще издали, суфий сказал: "К нам идет больной. Его можно исцелить гранатами".
"Вы поставили диагноз, - сказал ученик, - позвольте же мне назначить ему курс лечения, и таким образом сделать половину работы".
"Хорошо, - ответил суфий, - но только помни, что любое действие должно служить также и иллюстрацией".
Как только пациент подошел к дому, ученик встретил его, завел в дом и сказал: "Ты болен. Тебе нужны гранаты".
"Гранаты?! - завопил больной. - Сам ты гранат!". И в гневе выбежал вон.
Молодой человек спросил учителя, как понимать этот случай.
"Смысл этого случая я проиллюстрирую, когда представится другой подходящий случай", - ответил суфий.
Вскоре после этого ученик и учитель сидели перед домом, как вдруг мастер поднял голову и увидел приближавшегося к ним человека.
"Ну вот, сейчас ты получишь обещанную иллюстрацию, - сказал суфий, - к нам идет человек, которого можно исцелить гранатами".
Пациента пригласили в дом, и доктор сказал ему: "Я вижу, у вас очень непростая и редкая болезнь... Вам нужна особая диета. Вам надо есть нечто круглое, с маленькими зернышками внутри, что-то такое, что произрастает естественным образом... Может быть, апельсин? Нет, пожалуй, цвет не тот. Лимон? Нет, не подойдет - слишком кислый... А! Нашел - гранат!
Пациент радостно поблагодарил врача и ушел весьма удовлетворенный.
"Мастер, но почему вы сразу не сказали, что ему необходимо есть гранаты?" - спросил ученик.
Суфий ответил: "Потому, что он нуждался также во времени, а не только в гранатах".


Спящий 

Акрам был человеком, посвятившим себя ревностным и неотступным поискам истинного знания. По прошествии многих лет он пришел в дом мудреца, познавшего все тайны жизни.
Акрам попросил открыть ему тайны, на что мудрец просто сказал:
"Начинать надо сначала, и всему свое время".
Спустя несколько лет, в течение которых Акрам исполнял малейшие желания учителя, все, что он, как ему казалось, узнал, это то, что "Через несколько столетий наступит Золотой Век".
"В таком случае, мне надо попасть в эти будущие столетия", - сказал себе Акрам, потому что не мог представить, чтобы в настоящее время мудрец способен был сделать для него что-либо большее.
Покинув присутствие знающего человека, он снова отправился на поиски и, странствуя по всему миру, наконец, нашел того, кто был ему больше по вкусу. Им оказался факир-чудотворец, согласившийся погрузить Акрама в семисотлетний сон.
Когда Акрам пробудился, то обнаружил себя среди развалин могущественной цивилизации: по всему безлюдному ландшафту лежали в руинах некогда величественные дворцы; заросшие без присмотра сады, напоминали о прежнем великолепии; повсюду были разбросаны всевозможные свидетельства удивительных достижений ушедшего мира.
Много дней Акрам бродил в поисках хоть каких-нибудь признаков человеческой жизни. Наконец, он заметил вдалеке дымок, указывающий на присутствие человека, и вскоре пришел к костру, у которого сидел одичавший, одинокий дервиш в лохмотьях.
"Я ищу Золотой Век", - сказал Акрам.
"Ты опоздал, на двести лет", - сказал дервиш.


Абдали 

Человек пришел к Абдали и сказал: "Я бедный солдат, пожалуйста, сделайте так, чтобы я стал офицером". 
Прошел год и он написал Абдали письмо: "Меня повысили в звании, но отправили на границу. Постоянные стычки с нарушителями делают условия жизни здесь невыносимыми. Пожалуйста, помогите мне выйти в отставку".
Спустя шесть месяцев человек этот прибыл в Теккию к Абдали и сказал: "Ну вот, теперь, я в отставке, и стал купцом. Могу ли рассчитывать на ваше заступничество, чтобы преуспеть в этом деле?".
" УВЫ, - сказал Абдали, - я не могу подсказать тебе, что делать, ведь ты не способен заглянуть за пределы того, что считаешь своими интересами. Поэтому снова и снова ты просишь меня способствовать изменениям в твоей карьере. Ты приходишь ко мне, шлешь письма, диктуя, что я должен для тебя делать, но все это не приносит никакой пользы".
"В таком случае, - сказал человек, - если нет никакой пользы в исполнении моих желаний, зачем же вы их исполняете, вы же сделали все, о чем я просил?".
Абдали ответил:
"Все, что делалось для тебя до сих пор, делалось для того, чтобы преподать урок, суть которого в следующем: "Всякий раз, когда ты выбираешь цель, эта цель ничего тебе не приносит".
"Тогда сами выберите для меня цель", - попросил человек.
Абдали сказал:
"Я не могу за тебя выбрать цель, которую ты смог бы должным образом осуществить. Твоя беда, что ты не в том состоянии, чтобы пожелать приобрести средства для достижения целей".


Камешек 

Кто-то спросил:
"Как может незначительная мысль стать препятствием для великой мысли? Если человек развил в себе способности, дающие возможность понимать важные вещи, разве уже само это не поможет ему преодолеть искажающее влияние каких-то мелких мыслей?".
Сайд Нимр ответил:
"Пусть каждый из вас наберет с земли мелких камешков. Находясь на расстоянии от глаза эти камешки не могут заслонить видимость окружающего, потому что слишком малы. А теперь, даже если самый маленький камешек поднести близко к глазам, он покажется громадным, так как станет препятствием для зрения".


Освобожденный 

Будучи спрошенным, кто такой суфий, Великий учитель Хадрат Нури сказал:
"Суфий - это человек, сам, будучи освобожденным, к рабству других не причастен.
Суфизм не объяснить ни в терминах доктрин, ни с помощью обрядов.
Доктрины не могут обойтись без формального натаскивания; в основе ритуала лежит практика повторяющихся действий.
Суфизм есть нечто, что сотворяется, а не применяется к уже сотворенному".

Муса из Исфагана 

В течение многих лет Муса не только обучал учеников, но и осуществлял весьма сложное управление своим немалым имением. От лица своей общины он спорил с адвокатами, посылал представителей к королю и принимал решения по множеству текущих дел.
После его смерти у двух адвокатов зашел разговор о нем. Первый сказал:
"Вот прекрасный пример того, как человек может быть совершенно практичным, в то же время, обитая в возвышенных сферах мысли".
Другой заметил:
"Скорее жизнь Мусы - редкий пример полного учения. Его мирская деятельность была столь же важна, как и его духовная деятельность".
"Но что может быть важного в мирской деятельности?" - спросил первый
"Она была важна с двух точек зрения: во-первых, с помощью мирской деятельности Муса поддерживал благосостояние своих учеников. Во вторых, с помощью этой деятельности он имел возможность каждый день воочию показывать им поверхностность обычной жизни".


Сандалии

Суфийского учителя Гулам-Шаха спросили, какой моделью он пользовался, когда формулировал курс обучения для своих учеников. Он сказал:
"Не можешь позволить себе сандалии, ходи босиком; ходи в сандалиях, пока не заработаешь на сапоги. 


Борьба 

Некий человек, пришел однажды, к дервишу и провел с ним столько времени, сколько ему было позволено. Наконец ему показалось, что настал благоприятный момент, и он обратился к дервишу:
"У меня есть желание преуспеть в жизни".
На что дервиш ответил:
"Слоняйся по городским улицам в течение двух лет, выкрикивая время от времени: "Все пропало!", а затем открой небольшую лавку".
Когда человек, последовав этому совету, в конце концов, открыл лавку, большинство горожан его уже знали и избегали иметь с ним дело, считая его городским сумасшедшим.
Тем не менее, постепенно этот человек завоевал их доверие, его дела пошли в гору, и он сделался необыкновенно успешным во всех своих предприятиях.
И вот он, богатый и могущественный делец, разыскав дервиша, спросил его:
"Какое волшебство заключалась в словах: "Все пропало?"
Дервиш ответил:
"Смысл повторения фразы состоял в том, чтобы возвратить тебя в состояние почти полной беспомощности, когда для преодоления препятствий, приходится приложить столько усилий, что успех становится фактически неизбежным".
Тогда человек спросил:
"Но как тебе, божьему человеку, удалось узнать механизм такого чисто мирского процесса?".
"По аналогии, - ответил дервиш. - Я просто применил для мирской цели метод, который используется на ристалищах духа, и успех был гарантирован".


Вопрошающий из Йемена 

О великом Имаме Аль-Газали рассказывают, что однажды он молчаливо сидел в компании своих учеников, когда сообщили о прибытии посетителя из Йемена.
И вот, Имам подал знак, что ему можно задавать вопросы, и йеменец сказал:
"Как нам следует понимать Вас, что надо знать о Вас, о Ваших трудах; и в чем смысл Вашей философии?".
Имам распорядился, чтобы принесли пятьдесят различных томов его книг и подарили их посетителю. После чего Имам сказал:
"Изучайте эти книги, и вы получите ответ на ваши вопросы".
Когда йеменец ушел, один из учеников спросил:
"Никак не могу понять значение этой встречи. Не захочет ли Имам сказать что-нибудь об этом?".
Аль-Газали сказал:
"Ты узнаешь, когда впитаешь смысл этого события".
Многие годы спустя, после смерти Имама, один из тех, кто слышал этот диалог, спросил того ученика, какую же мудрость он извлек из этого.
Ученик ответил:
"Я и в самом деле понял это, хотя собственная лень и поверхностное мышление долго скрывали от меня смысл произошедшего. Имам давал йеменцу возможность ознакомиться со своим учением в письменной форме для того, чтобы тот, в конце концов, мог выйти за пределы письменной формы.
По поведению спрашивающего и по тому, как тот подошел к делу, Имам знал, что сначала ему нужно преодолеть свое предубеждение к книгам".
"Ну а что произошло бы, если б спрашивающий сделал вывод, что Имам, подарил ему свои книги, в знак особой благосклонности".
"Йеменец потерпел бы неудачу".
"А что случилось бы, если б йеменец посвятил все свое время тому, чтобы выжать какой-то смысл из пятидесяти трудов?"
"Таким людям уже ничем не поможешь".
"А что бы произошло, если бы йеменца обидело, что вместо товарищеского общения ему предложили читать?"
"Это показало бы, что йеменец не готов вступить в товарищеские отношения. Товарищество (непосредственный контакт) провозглашается принятием указаний товарища".


Путешествие Минаи 

Мохсин Миши, работая подмастерьем у мастера по эмали, был неудовлетворен своим положением в жизни, и отправился странствовать в поисках удачи.
Он покидал свой город в надежде найти благоприятные возможности. Только он вышел за городские ворота, как кто-то, кого он едва знал, окликнул его: "Мохсин! Если ты ищешь работу эмальщика, я знаю одну мастерскую. Там нужен мастер".
Минаи ответил: "Нет, спасибо. Такая жизнь больше не по мне. Я ищу чего-нибудь поинтереснее".
Однако если бы он принял это предложение, то вскоре стал бы знаменитым эмальщиком, всеми уважаемым художником, ибо именно к этому привела бы его цепь событий, начало которых он отказался принять.
Этот случай еще больше укрепил его в желании идти навстречу судьбе. Он сказал себе: "Если бы я не отправился в путешествие, а продолжал сидеть в лавке эмальщика на базаре, прошли бы годы, прежде чем мне представилась возможность стать полноценным мастером. Это лишний раз доказывает, что странствия способствуют встрече с благоприятными обстоятельствами". 
И он продолжил свой путь. Спустя какое-то время встречает он незнакомца и тот говорит ему:
Кто ты по профессии?
Я мастер по эмали, - сказал Мохсин, а сам подумал: "Во всяком случае, я был бы мастером, останься я в своем городе. С какой стати представляться простым подмастерьем?".
Тогда незнакомец сказал: "Моя сестра выходит замуж, и я с удовольствием подарил бы ей несколько уникальных изделий из эмали. Ты справишься с этой работой, если я предоставлю условия и необходимые материалы?".
"Разумеется", - ответил Мохсин. Итак, он обосновался в деревушке неподалеку и вскоре изготовил необыкновенной красоты эмалевый браслет для новобрачной.
"Ну вот, - рассуждал про себя Минаи, - сбывается; я зарабатываю деньги, уважение и восхищение ценителей, а все благодаря тому, что присвоил себе статус, которого не имел, но который, совершенно очевидно, заслуживаю".
Со своей первой независимой и щедрой выручки он купил лавку, решив на некоторое время обосноваться в новом городе.
Но вскоре после этого какой-то человек вошел в его мастерскую и сказал:
- Я мастер по эмали. Хочу переехать в ваш город. Продай мне свое дело.
И предложил Мохсин столь высокую цену за мастерскую и за его благорасположение, что сделка вскоре состоялась, и Минаи снова оказался в пути.
Пройдя день или два по дороге, Минаи был окружен разбойниками, которые забрали все его деньги, а его самого, раздетого, избитого и беспомощного, оставили на земле.
Минаи не ведал, что если бы он задержался в том месте, где работал мастером, вышло бы еще хуже, ибо в тот самый день, когда он покинул город, землетрясение разрушило его дом и лавку, а новый хозяин погиб.
И вот лежит Минаи на дороге, сетует на свою судьбу и ругает себя за неусидчивость, горько сожалея, что, поддавшись жадности, продал мастерскую.
Тут, какой-то великодушный человек, проходя той дорогой, видит несчастного эмалировщика, подходит к нему и говорит:
- Идем со мной. Я помогу тебе.
Минаи оказался в доме этого человека, где и провел некоторое время, пока не исцелился от ран. Новый знакомый предложил Минаи работу садовника в своем саду. Так Минаи прожил три года, боясь пускаться в новые странствия, где его подстерегают новые беды, потому как считал, что удача изменила ему. В то же время Минаи весьма гордился своим смирением, ведь ему, мастеру по эмали, удалось подавить самолюбие и довольствоваться скромной работой садовника. Он мнил себя чуть не праведником, ведь он путем беззаветного служения возвратил долг своему спасителю. И все это за один порыв великодушия, проявленного к нищему страннику!
Что Минаи не знал, однако, так это то, что если бы он оставался там, на дороге еще некоторое время, с ним случилось бы нечто совсем иное.
Разбойники, после того, как их постигли одна за другой ряд неудач, перессорились между собой. Атаман был убит своим помощником, который принес назад все деньги, отнятые у Минаи, да еще с избытком, и оставил их на месте, где они бросили Минаи, надеясь тем самым избавиться от "проклятия".
Проработав тысячу дней в саду своего благодетеля, Минаи попросил разрешения уйти и направился в соседний город. Там он устроился подмастерьем к мастеру по эмали, а затем в положенное время добился повышения: его назначили на должность главного эмальщика при ювелире.
- Теперь, - сказал он себе, - я снова вернулся на свою тропу, ибо я опять там, где и начинал и где давно находился бы, не поддайся я соблазну собственного величия и не пустись в это странствие.
Чего, однако, он не знал, так это того, что его фантазии по поводу собственного смирения и его пустая вера, будто все события его жизни образуют некое завершенное целое, были препятствием на пути к подлинному прогрессу.
Когда, в результате какой-то ошибки, Минаи был арестован за кражу на работе, течение его мыслей приняло следующий оборот:
"Конечно, останься я там, где был с самого начала, мне было бы куда лучше. Но несчастия, постигшие меня сегодня, только испытание. И мне необходимо запастись терпением".
Чего он не осознавал и так никогда и не понял до конца своих дней, так это то, что разные события относятся к разным причинно-следственным нитям человеческой жизни. Всякий, кто пытается увязать их в единую историю и льстит себе предположением, что все это его одна судьба, получит результат, который вовсе не 'испытание' смирения и терпения, но плата за собственную глупость. Люди, постоянно воображающие, что им посланы испытания, хотя на самом деле они расплачиваются, становятся жертвами своего тщеславия, которое не позволяет им даже вообразить, что в то или иное время они пожинают плоды того, что сами посеяли.


Предание о скрытом враче 

Жил в одной стране врач. Он жил во времена, когда медицинское искусство повсеместно находилось все еще на низком уровне. Чтобы исправить это положение, свои знания он решил сделать доступными на самом крайнем западе материка, где он жил. Там находилась страна, называемая Гарб. Знания медицины в этой стране почти отсутствовали, хотя в прочих отношениях ее жители создали весьма высокую культуру.
Будучи человеком не только ученым, но и мудрым, наш врач, прежде чем отправиться в Гарб, подробно разузнал все о жителях страны. В числе прочего он обнаружил, что гарбияне, стоит им всего лишь услышать о любой полезной вещи, имеют склонность завладевать ею и использовать разрушительным способом. Опять таки, как выяснилось, некоторые тираны из их числа овладевали ценными практическими знаниями, но берегли их для собственной пользы.
Поэтому он пустил слух, что в далекой стране живет врачеватель, способный исцелять многие болезни. Толпы людей бросились на поиски таинственного врача, руководствуясь, по большей части, весьма ошибочными мотивами, ведь они были жителями Гарба. В силу своего рвения (что некоторые назвали бы алчностью) кое-кто из этих искателей убедил себя в том, что уже нашел "чудесного целителя". Иногда, сами того не ведая, они и впрямь встречали его. Однако им верилось, что исцеление от недугов случалось по какой-то иной причине, или что болезнь их проходила сама собой.
На самом же деле происходило вот что: доктор, заботясь лишь об исцелении больных и сохранности своего искусства, жил среди пациентов инкогнито.
У него были представители и в других странах. Эти представители уверяли, что располагают лекарствами от различных болезней, но что лекарства эти очень дороги. Фактически же никаких затрат они не несли, так как сами лекарства ничего не стоили. Но куда же тогда, спрашивается, уходили деньги?
А на дорожные расходы доктора, который часто вынужден был совершать далекие путешествия, чтобы лично обследовать того или иного пациента и провести курс лечения, разумеется, так, чтобы тот ни о чем не догадался. Из-за того, что процедура лечения, по необходимости, хранилась в тайне, пациенты часто предполагали, что время, нужное лекарству, чтобы справиться с недугом зависит от реакции организма на курс лечения. В действительности же, срок исцеления, конечно, соответствовал времени, потраченному доктором на поездку к своим пациентам.
А теперь представляете, что произошло, когда доктор этот умер. Все не осведомленные посредники по-прежнему твердили о далеком лекарстве, времени и стоимости. Они не знали, что уже другой врач, назначенный первым, и ставший его преемником, проводил лечение способом, в соответствии с изменившимся условиями и собственными личными качествами. И он не всегда работал через прежних представителей или через их преемников.


Только три человека в мире 

В давние времена, когда дети Адама размножились до чрезвычайности, возросли также и бедствия в мире. Одни бедствия назывались болезнями, другие суетой, некоторые были неопределенного свойства и значения.
Люди стали объединяться в племена и нации, чтобы вместе им было легче бороться с этими бедами, терпеть или избегать их.
И в то же время народы разделились и перестали понимать самих себя, и даже друг друга. Люди изобрели сами, подсмотрели у других, даже у насекомых, и освоили различные формы деятельности, и это стало фактором, отвлекающим их внимание от целей, ради достижения которых они были расселены на земле.
Дервишский учитель Кхидр, неустанно странствуя по земле, посещал разные категории человеческих существ, которые жили в пустынях и городах, в горах и на островах, жителей деревень и кочующие племена; и все это ради того, чтобы найти людей, которые были бы в состоянии услышать его послание, гласившее: "Истинное благоденствие человека состоит в истинном благоденствии людей".
Но странное дело, только три человека в целом мире смогли услышать его слова.
И сказал Кхидр первому человеку: "Если отправишься со мной в странствие, это, может быть, принесет тебе пользу".
Человек присоединился к Кхидру, и вот однажды они вышли к какой-то реке, остановились на берегу, и Кхидр спросил: "Если бы ты захотел, то чем бы эта река могла стать для тебя?".
"Я захотел бы, чтоб река эта стала послушна мне, чтобы я заставил ее работать на себя, ради блага своего и блага всех людей".
"Да будет так", - сказал Кхидр. После этого отправились они дальше. Гора встала на их пути, и Кхидр сказал: "Эта гора могла бы чем-то стать для тебя, если бы ты захотел?".
"Я хотел бы перенять у этой горы ее знание, ведь она давно уже здесь стоит, задолго до моего появления на свет. Тогда я воспользовался бы этим знанием сам, а также передал бы его другим людям". 
"Да будет так!" - произнес Кхидр. 
Они продолжили путь, и вскоре перед ними раскинулась местность, покрытая сочными лугами и плодоносящими деревьями.
"Ты хотел бы, чтобы эта местность стала для тебя чем-то?"
"Я бы хотел, чтобы это место стало моим домом, и я поселился бы здесь и провел остаток дней своих, обучая других мудрости, которую постиг".
"Да будет так", - сказал Кхидр.
Тут он простился с тем человеком, все желания которого исполнились в должное время.
Затем Кхидр разыскал второго человека, способного его слышать, и пригласил в путешествие его. Вместе они отправились в путь.
Спустя какое-то время, они увидали некоего мудреца, беседовавшего с людьми. Кхидр спросил своего спутника:
"Кем бы этот человек мог быть для тебя, если бы ты захотел?"
"Я захотел бы, чтоб мудрец этот позволил мне стать его последователем, а когда он умрет, я бы продолжил его учение", - сказал человек.
"Да будет так", - сказал Кхидр.
Они отправились дальше, и вскоре увидели скопление людей, где одни угнетали других, ставших невинными жертвами.
"Что бы ты сделал в этих обстоятельствах, если бы у тебя был выбор?" - спросил Кхидр.
"Я бы хотел покончить с угнетением этих невинных и наказать тиранов", - сказал человек.
"Да будет так", - сказал Кхидр.
Они снова тронулись в путь и вошли в какой-то город, а там жили люди, обладавшие многими полезными качествами, но настолько узкомыслящие, что никогда не покидали пределов этого города, чтобы поделиться своими достиженьями с остальными.
"Есть что-нибудь, что ты бы захотел сделать в этих обстоятельствах?" - спросил Кхидр.
"Я хотел бы иметь способность убедить этих людей в том, что долг каждого человека - делиться своими знаниями со всеми", - ответил человек.
"Да будет так", - провозгласил Кхидр. Затем он оставил и этого человека, исполнив все его желания.
Разыскал Кхидр и третьего последнего человека из тех, кто одни в целом мире способны были его слышать, и пригласил его в путешествие. Человек принял приглашение.
Пройдя вместе короткий отрезок пути, они оказались в стране, в которой жили знатные люди и их рабы, высокое, низкое, а также среднее сословие.
"Хотел бы ты вмешаться в эту ситуацию?" - спросил Кхидр.
"Я хотел бы иметь возможность сделать то, что было бы правильным", - ответил человек.
"Да будет так", - сказал Кхидр.
Продолжив путь, они столкнулись с людьми, жестоко страдающими от голода, потому что весь их урожай погиб, и Кхидр спросил третьего человека:
"Хотел бы ты видеть этих людей накормленными?" Человек ответил:
"Я бы хотел, чтобы они мирились со своим бедственным положением, когда это будет лучше для них, и не мирились бы со своей бедностью, если такой удел для них лучше".
"Да будет так", - сказал Кхидр. Продолжив странствие, они попали в место, где жили люди, казавшиеся благочестивыми и смиренными, законопослушными и цивилизованными, где каждый был доволен своей судьбой.
"Как бы ты захотел поступить с этими людьми?" - спросил Кхидр.
"Я бы хотел, чтобы они пришли к полному пониманию того, что является их истинным благом и того, что еще они могли бы делать и чувствовать", - сказал человек.
"Да будет так", - сказал Кхидр. Затем он расстался с третьим человеком, исполнив три его желания. И вот эти девять устремлений троих людей, людей которые были в состоянии услышать Кхидра, положили начало всем видам человеческой деятельности и занятиям, однако именно работа третьего человека получила особое благословение Кхидра и продолжается из поколения в поколение.

Дворец человека в голубом 

Однажды группа путешественников, по пути через некую страну, обратила внимание на великолепный дворец у дороги. Когда они остановились, чтобы полюбоваться прекрасным зданием, из дворца вышел управляющий и обратился к ним со словами:
"Владелец этого дворца, мой господин, приглашает вас посетить его. Вас ожидают угощение и развлечения, если вы удостоите нас своим визитом".
Путешественники с радостью последовали за управляющим во двор. Там они увидели толпу людей, чьи взоры были обращены на человека в широких голубых одеждах. Он прикасался по очереди к каждому, а эти люди, судя по их виду, страдали разными недугами. И один за другим они менялись прямо на глазах. Хромые начинали ходить, к бледным вновь возвращался здоровый румянец, горбатые распрямлялись.
Один из путешественников сказал своим спутникам:
"Вот самая странная вещь, которую я когда-либо видел! Этот человек - целитель, однако, в моем городе я видел, как он ходил от одного доктора к другому, в поисках исцеления от разных болезней, которыми страдал сам".
Через несколько минут человек окончил лечение своих пациентов. Он отпустил их и повел прибывших гостей в трапезную, где их ожидали всевозможные яства. Как только они уселись за стол, чтобы поесть, один из них сказал своим соседям:
"Вот самая странная вещь, которую я когда-либо видел! Этот человек устраивает здесь пир, однако, в моем городе я видел, как он ходил от двери к двери, выпрашивая себе объедки".
Гости поели, и хозяин повел их взглянуть на его сады, занимавшие огромную площадь. Там, среди немыслимого количества фруктов и цветов, трудилась целая армия садовников, подобно муравьям в муравейнике.
Улучив момент, когда человек в голубом не мог их слышать, один из гостей сказал другим:
"Вот самая странная вещь, которую я когда-либо видел! На этого человека работают, должно быть, более пятисот садовников. Однако там, где я живу, я видел, как он безнадежно искал работу для самого себя, и часто не мог ее найти".
Удивление гостей с каждым мгновением нарастало.
И оно нисколько не уменьшилось, когда один из них снова сказал:
"Этот человек хорошо известен в моих краях. Там он - нищий с протянутой рукой в поисках милостыни. Здесь же он за день тратит денег, должно быть, больше, чем король тратит за год".
Как это ни казалось странным, но каждый из этих людей видел человека в голубом в то или иное время в обстоятельствах нужды и страдания.
После того, как в течение нескольких часов они пробыли в смешанном состоянии восхищения и недоумения, хозяин обратился к своему управляющему:
"Мне пора отдохнуть. Проводи, пожалуйста, наших друзей обратно к дороге, и удовлетвори их любопытство, которое они, возможно, проявят; быть может, они заходят знать некоторые подробности, которые вначале мы не сочли нужным сообщить им. Будет негостеприимно позволить им уйти, не исполнив их желаний".
Управляющий вывел путешественников за дворцовые ворота и они столпились вокруг него, каждый наперебой расспрашивая о своем. Один спрашивал о целителе, другой - о еде, третий - о бедности, четвертый - о расточительстве их странного хозяина.
Наконец управляющий заговорил:
"Всем вам я могу сказать одно и то же, и это послужит ответом на все ваши вопросы: на самом деле ваши вопросы - это один единственный вопрос, хотя и кажется, что они разные. Вот ответ:
"В прошлом мой господин, используя собственную персону, давал каждому из вас возможность помочь ему. Когда нуждающийся просит о помощи, и вы ему помогаете, вы помогаете себе. Это и есть путь для человека делать добро постоянно, в любом обществе, любым возможным способом".
Управляющий повернулся и направился к воротам. Как только он вошел во дворец, великолепное здание исчезло, словно мираж.


Человек, который жаждал знания 

Один человек, однажды, сказал себе: :
- Что пользы в соблюдении обрядов Ордена, к которому я принадлежу, какой смысл оказывать уважение адептам, делать пожертвования, читать все эти книги? :
В этот момент какой-то незнакомец, проходивший мимо, остановился и, словно угадав его мысли, сказал:
- Всякой внешней деятельности соответствует какая-то внутренняя деятельность. Для каждого внутреннего поступка есть некий эквивалент в далеком мире. :
- А что будет, - спросил ученик, - если предположить, что люди перестанут соблюдать обряды Пути? :
И, словно во сне, он услышал, как дервиш сказал: :
- Вот, что случилось бы, не будь суфийских учителей. :
Человек вдруг увидел, что вода в близлежащих арыках иссякла.
- И, если бы не стало последователей, то случилось бы вот что. :
Вся зелень в окрестности в течение нескольких секунд пожелтела и увяла прямо у них на глазах.
- А вот, что случилось бы, когда люди перестали бы читать правильные отрывки из книг. :
После этих слов птицы камнем стали замертво падать на землю.
- Вот, что случилось бы, не найдись достаточного количества искренних людей, уважающих адептов. - Тут же земля затряслась и, казалось, вот-вот расплавится. :
- Довольно, - закричал ученик, - я буду повиноваться, читать, делать пожертвования, посещать собрания.
- Дружище, - снова заговорил дервиш, в то время как вода, листья, земля вернулись в свое первоначальное состояние, - теперь ты не можешь получить никакой пользы от своих обещаний. :
- Но почему же, - спросил ученик, - ведь я смирился? :
- Потому что ты связываешь себя с учением только через возбуждение или желания. Именно от таких, как ты, Учение должно оберегать себя. :
- Но ведь я хотел только знания, - сказал человек. :
- Ты получил, что хотел, - сказал дервиш, - нечто совершенно бесполезное и для себя, и для нас. :


Мантия 

Однажды давным-давно некий мореплаватель, был вынесен на обломках кораблекрушения на никому не известный, затерянный в океане остров.
Он был в полном беспамятстве, когда добросердечные аборигены вытащили его на берег и выхаживали, пока он не пришел в себя.
Прожив некоторое время среди этих людей, он стал замечать в их поведении нечто весьма странное. По сравнению с ним, у них была очень короткая память. Из-за этого, им стоило большого труда запоминать пережитый опыт, сравнивать свой опыт с опытом других своих собратьев и передавать его друг другу. В результате, каждое новое поколение вынуждено было учиться всему заново, и во многих случаях каждому островитянину требовалось многократно переживать одно и то же, прежде чем он извлекал какую-либо пользу из своего опыта.
Мореплаватель заметил также, что мантия, которая была на нем, когда он оказался на острове, способствовала сохранению его собственной памяти, и лишь только он снимал ее, как память сразу же заметно слабела.
Тогда он осознал, что мантия неизвестным образом защищала его от воздействия местного климата, который вызывал и поддерживал в человеке нарушение памяти.
Итак, эта мантия стала для островитян, что называется, почетным облачением пришельца. Почтением же люди прониклись к нему, главным образом, из-за его способности помнить. А он стал конструировать мантии наподобие своей, убеждая всех носить их. Однако это противоречило местным обычаям и, кроме того, многие просто не смели облачаться в мантию, которая была для них связана с великой "силой" и превосходством пришельца.
Некоторых все же удалось убедить облачиться в мантию. И действительно, облаченные в мантию люди восстанавливали свою память, но только при условии, что вместе с этим они, совершали усилия по вспоминанию, которые многие, конечно же, забывали совершать.
А большинство по-прежнему не носило никаких мантий или же носило их, но при этом, не делая необходимых усилий по вспоминанию, так что, в конце концов, все, что сохранилось от этого знания и его практического применения, сводилось к вошедшим в обиход фразам, на местном языке звучавшим так: "Принять мантию" или "Быть пожалованным мантией", что означало принятие особого ранга и власти.
Как и все люди на свете, аборигены путали знаки отличия и власть, изящество и престиж со способностью, которая лежит в основе всего этого.
Остров по-прежнему находится на том же месте, и его по-прежнему населяют те же люди. Мореплаватель же со временем снова отправился в путь.
Мантии продолжают выполнять декоративную, ритуальную и возбуждающую эмоции функцию, которую люди считают теперь вполне разумной. 


Ненаписанная история 

Ибрагим Якубов владел небольшой лавкой. Среди местных жителей он был весьма непопулярной личностью, потому что не проводил время с другими людьми, и по существу никто ничего о нем не знал.
Никто не знал, что же он делает у себя дома, хотя знать об этом хотелось всем. Никто не знал, что он думает и чувствует по поводу того, чем интересовались остальные. Все другие горожане коротали свое время в разговорах о том, что они думают и чувствуют.
Когда же Якубов умер, в его доме нашли сотканный им прекрасный ковер.
"Ни за что не поверим, что он сам соткал такой ковер, ведь это был совершенно бездушный человек", - сказали все в один голос.
И вот однажды в их городе появился "человек с душой", который всех очаровал, а впоследствии привел к гибели. И произошло это потому только, что они полагали, будто те, кого они называли "душевными", были хорошими людьми, все же остальные - плохими.



Предание о скотоводе 

Жил некогда скотовод, он странствовал вдали от своей родины, зарабатывая себе на жизнь, и делясь секретами своего ремесла и своими знаниями со скотоводами других земель.
В стране, куда он прибыл и где решил обосноваться, он объявил себя знатоком скотоводческого дела. И сразу же люди толпами потекли к нему, страстно желая перенять его знание.
Они говорили: "Рады видеть тебя! Мы и сами мастера в разведении коров и другого рогатого скота и нам как раз нужен такой человек, как ты, хотя эти животные плохо приживаются в наших краях, часто болеют и умирают, несмотря на всю нашу науку".
Он спрашивал их: "А как вы их кормите, как ухаживаете за ними?". И когда они описали ему методы, которыми пользовались при разведении скота, он сразу увидел, что в них глубоко укоренились ложные представления о природе этих животных и их потребностях, и что, руководствуясь своими представлениями, они мешали собственному скоту тучнеть и размножаться.
Для этих людей их собственные чувства были гораздо важнее, чем правильное разведение скота, хотя сами они верили, что заботятся только о животных.
Когда наш скотовод попробовал указать им на это, их лица буквально перекосились от негодования и ужаса, и ему тут же пришлось сказать: "Я просто пошутил, конечно, вы правильно ухаживаете за своими животными".


Фора 

Персидский ткач решил посоревноваться в искусстве ковроткачества с турецким мастером.
Каждый должен был соткать самый лучший ковер, на который только был способен, и чтобы специально избранные судьи могли решить, кто же из них лучший ткач в мире.
Надо сказать, что турецкий ткач был философом, учение которого по прошествии многих лет было сведено к фразе: "Никогда не уклоняйся (от вызова), но и не состязайся".
Итак, он согласился участвовать в соревновании, но при этом заявил: "Так как между нашими работами имеется всем известное различие, я принимаю вызов, но с одним условием".
"Ну что же, - сказал перс, - я согласен и на фору".
"По рукам, - сказал турок. - Вот мое условие. Я даю вам фору в двенадцать тысяч лет".


Сутра от небрежения 

В обязанность Кхидру, как скрытому Руководителю, вменяется путешествовать по земле, в разных обличиях, в различные эпохи, провоцируя в человеке состояние ума, дающее ему возможность собрать свое разбросанное "я".
Жили, в свое время, три человека, которых Кхидр должен был испытать.
Первый страдал ужасной болезнью, и Кхидр пришел к нему и сказал: "Чего ты желаешь?"
"Хочу исцелиться", - ответил человек. "А еще что?" - спросил Кхидр. "Я желаю, чтобы у меня были деньги, приносящие процветание в мирской жизни", - сказал человек. Кхидр исполнил оба его желания.
Затем он услыхал мольбы другого человека и явился к нему. "Чего ты хочешь", - спросил Кхидр. Человек ответил: "Хочу, чтобы мой друг и советчик, его сейчас пытают и мучают, освободился из неволи, ему не вынести всего этого и он может умереть от рук палачей".
"Есть у тебя еще желания", - спросил Кхидр. "Я хочу владеть собственностью, чтобы меня уважали", - сказал человек. И Кхидр исполнил оба его желания.
Затем он пришел к третьему человеку, который, также очень сильно чего-то желал, и спросил его: "Что для тебя сделать?".
"Я хочу защитить моих детей, ибо их преследуют страхи и мучают кошмары".
"А что ты хочешь кроме этого?" "Хочу добиться высокого положения в обществе, чтобы люди почитали меня, и чтобы жилось мне беззаботно". Кхидр исполнил и его желания. Прошло время, и Кхидр снова посетил этих троих, чтобы увидеть, как они распорядились своей жизнью, и как они ее проживают. Придя к первому, но на этот раз в другом обличий, он сказал:
"Я бедный странник, помоги мне деньгами, чтобы я добрался до места куда лежит мой путь. Путь мой долог и тяжел, и кроме тебя мне не к кому обратиться".
"Я что, твой банкир? - спросил человек, ибо он совершенно забыл, что сам когда-то нуждался. - Конечно, я мог бы тебе помочь, если бы, скажем, и ты помог мне. Хоть я и богат, но в последнее время что-то стал прихрамывать".
"Ты разве не помнишь меня?" - спросил Кхидр. "Нет, - вскричал тот, - не помню я тебя, убирайся!"
Затем, Кхидр пришел ко второму человеку, который весьма процветал.
"Я бедный странник, - сказал он ему, - мне нужна помощь, поскольку от меня зависят многие люди, и мне просто необходимо добраться туда, где я смог бы своей работой принести им всем пользу".
"К сожалению, ты не наш человек, - сказал второй. - А я помогаю только тем, кто живет по законам моей общины. Кто ты такой, чтобы рассчитывать на мою помощь?". И Кхидр снова отправился в путь.
Прибыв к дому третьего человека, он сказал: "Ты, может быть, забыл, но, однажды, когда ты просил безопасности для своих детей, а также пожелал стать уважаемым и процветающим человеком, ведь это я помог тебе".
Человек окинул его долгим и пристальным взглядом и сказал: "Того, о чем ты говоришь, я не припоминаю". И это было правдой, так как он обо всем забыл.
"Но я помогу тебе, - продолжал он. - Потому что не считаю, что должен давать деньги только либо в оплату долгов, либо в расчете на прибыль".
Тут присутствовавший при этом поверхностный и лицемерный теоретик суфийского знания, набросился на Кхидра с оскорблениями. "Это мой друг и он, без сомнения, святой - сказал он, - а ты, вместо того, чтобы почувствовать стыд от его слов, готов сыграть на его чувствах".


Снадобье 

Некий дервиш, годами добиваясь совершенства, трудился над созданием особого снадобья, с помощью которого хотел исцелить одного человека, кстати сказать, весьма богатого. Когда лекарство наконец было доведено до готовности, дервиш так обрадовался, что тут же, не мешкая, отправился в путь, даже не посоветовавшись со своим суфийским наставником, чтобы узнать, не изменились ли обстоятельства. Остановившись на ночлег в караван-сарае, дервиш познакомился с одним человеком и поведал ему о формуле и чудесных преимуществах своего открытия.
Как только дервиш уснул, этот негодяй, выкрал лекарство, подменив его подслащенным гранатовым соком, а сам поспешил к больному, в надежде на щедрое вознаграждение.
Когда негодяй дал богатому человеку немного снадобья, больной сразу почувствовал себя еще хуже. Пришлось вору уносить ноги, что он и сделал, в полном убеждении, что дервиш просто сумасшедший, а его снадобье просто бурда. Таким образом, даже знание рецепта не пошло ему впрок. Одна радость вору, что вовремя скрылся, и что слуги богача не поколотили за мошенничество.
Когда же к больному пришел дервиш и дал ему гранатового сока, тот выздоровел от первого глотка. 


В стране дураков 

Однажды, в давние времена, один человек, покинув пределы своей страны, заблудился и попал в край, известный как страна Дураков. Вскоре встретил он толпу людей, в панике бегущих с поля, где они собирали урожай пшеницы. "Там на поле чудовище", - объяснили они. Он пошел туда и увидел, что это всего лишь арбуз.
Тогда он сказал людям, что ради них убьет чудовище. Вытащив нож, он срезал арбуз с грядки, отрезал ломоть и стал его уплетать. Увидев такое, люди испугались пришельца еще больше, чем арбуза. Схватив вилы, они набросились на него и погнали прочь, с криками: "Гоните, гоните его, а то мы станем его следующей жертвой!".
Вышло так, что какое-то время спустя, другой человек забрел в страну Дураков, и на первых порах с ним произошло то же самое. Только вместо того, чтобы предлагать дуракам избавление от чудовища, он признал, что чудовище крайне опасно, и вместе с ними помчался от арбуза, тем самым, завоевав их доверие. Он провел среди дураков много времени, жил в их домах, и мало помалу ему удалось обучить их некоторым основным фактам, что позволило им не только избавиться от страха перед арбузами, но и начать разведение этой культуры.


Чтобы отварить капусту 

Два вора из страны Дураков повстречались однажды.
И как водится при встрече людей одной профессии, стали они друг перед другом хвастать своими подвигами.
Один сказал: "Однажды я украл кочан капусты, огромный, как с дом! 
Другой сказал: 
"А вот, я как-то украл кастрюлю такую здоровенную, как дворец".
"На что только нужна такая кастрюля?" - спросил первый вор.
"Да чтобы отваривать в ней твою капусту!" - сказал второй. 


Ветвь 

Давным-давно, пришелец в стране Дураков увидел как-то, что ветвь дерева, нависающая над плотиной большого водоема, надломилась и вот-вот рухнет и повредит ее.
Он встал под веткой и уперся в нее руками. Проходившая мимо группа местных жителей страны Дураков вскоре поравнялась с ним.
"Зачем ты держишь ветку?" - окликнули они его. "Какое счастье, что вы пришли вовремя! - сказал он. - Помогите откинуть эту ветвь, иначе она упадет на плотину, и все мы погибнем".
Аборигены стали смеяться до колик в животе. Когда все немного успокоились, мудрейший из них сказал, обращаясь к остальным:
"Друзья мои! Это восхитительный момент! Я хочу, чтобы вы в полной мере насладились им. Этот человек не просто думает, что мы круглые идиоты, и поверим, будто бы ветка дерева имеет какое-то отношение к плотине, но он полагает, что, сыграв на наших первобытных страхах, ему удастся помыкать нами!".
И, покатываясь со смеху, Дураки двинулись прочь, продолжая свой путь.
Конец этой истории был именно таков, каким вы его ожидаете.


Плоды 

Сообщили как-то мудрейшим из мудрейших в стране Дураков, что плоды на деревьях уже поспели, и те отправились на сбор урожая.
Плоды и в самом деле поспели, и под их тяжестью ветви деревьев склонились почти до самой земли.
Подойдя к деревьям, мудрейшие затеяли дискуссию, с каких деревьев начинать сбор. Так как в этом вопросе им не удалось придти к согласию, они сменили тему. Но теперь они никак не могли договориться, какой рукой срывать плоды - правой или левой. Затем возникла еще проблема, не менее важная, за ней - еще одна. Тогда они решили удалиться и попробовать утрясти все эти вопросы в более подходящем месте.
В конце концов, после того, как были задействованы все их научные учреждения, и эти проблемы одна за другой оказались решенными, мудрейшие из мудрейших вернулись в сад. Но случилось это уже зимой. Все плоды лежали на земле совершенно сгнившие.
"Какая жалость, что деревья так коварны, - вскричали мудрецы, - и по какому такому праву ветки сбросили с себя плоды и поднялись? Ну, ничего, по крайней мере стало ясно, и это абсолютно бесспорно - плоды с этих веток все равно гнилые". 


Волшебное слово 

Трое мудрейших жителей страны Дураков, благодаря счастливой случайности, встретили Кхидра, обходящего Землю для передачи людям своей мудрости.
"Хотели бы вы узнать слово, посредством которого можно достичь осуществления любых желаний?" - спросил он их.
"Разумеется", - сказали мудрейшие.
"Вы готовы его услышать?", - снова спросил Кхидр.
"Ну, конечно", - сказали мудрецы. Тогда Кхидр сообщил им это слово.
Первый мудрец сказал:
"Но ведь это слово может произнести каждый! Какая от него польза?". И он тут же забыл его.
Второй мудрец сказал:
"Это слово слишком неэстетично для слуха". И он тут же обнаружил, что не может вспомнить его.
Третий сказал:
"Раз это слово можно записать, значит оно бесполезно. Оно и звучит неожиданно, так что это слово не волшебное вовсе".
Тут наимудрейшие заметили, что группа простых жителей страны Дураков уже поджидает их, чтобы услышать от них слова мудрости, и они поспешили исполнить свою миссию.


Как доказать 

Двое из страны Дураков вели беседу. Первый сказал: 
- Я не дурак, и могу умножать числа! 
- Врешь!, - сказал второй. 
- Спорим на серебряную монету, что могу? 
- Докажи! 
- Дважды два - девяносто девять. 
- Твоя взяла, забирай деньги! 


Жажда 

Некто сказал мудрецу Хумаюму: 
"В молодости я страстно стремился найти учителя и руководство. Но не нашел никого, кто полностью утолил бы мою жажду, а теперь у меня нет больше такой потребности".
Хумаюн сказал: 
"Если бы ты искал учителя и учение, будучи в состоянии удовлетвориться тем, что нашел, ты был бы Искателем. Фактически же, когда ты стремился утолить жажду, ты был не обучаем. Жаждущий может оказаться не в состоянии узнать воду, если чрезмерная жажда помутила его рассудок.
"Способ нахождения воды не всегда предполагает усиление жажды. Этот способ зависит скорее от степени и от природы жажды в правильный момент".


Человек и суфий 

Сообщают, что однажды некто сказал мулле Джами:
Вы не ведете себя как великий поэт и суфий. Откуда нам знать, что вы истинно таковы? Он ответил: 
- Вы, в свою очередь, ведете себя почти как человек, из чего мы заключаем, что пока вы таковыми не стали.


Книга 

Один молодой человек собрался жениться, а тестем его должен был стать некий священнослужитель, донимавший всех своим благочестием и буквализмом.
Юноша пришел к своему суфийскому наставнику и спросил, как можно направить старика на Путь Понимания.
"Он будет направлен" - сказал мудрец.
"Но каким образом?" - спросил юноша.
"Вопрос был задан, ответ разовьется, дальнейшие вопросы непозволительны" - ответил суфий.
"В таком случае, как мне вести себя с тестем, если это, конечно, законный вопрос?" - спросил жених.
"Просто терпи" - сказал суфий.
После свадебной церемонии жених с невестой вошли в свой новый дом, а за ними следовал отец невесты, неся на спине огромный, кожаный футляр. На крышке были выдавлены слова: "Священное писание".
Молодожены задвинули футляр на полку, где он неизменно с тех пор и находился.
Прошло несколько месяцев и дела молодого человека пошли из рук вон плохо: он потерял работу, его сбережения вскоре иссякли, и он подумывал обратиться за помощью к своему богатому тестю, надеясь взять у него взаймы денег на открытие собственного дела и выплату растущих долгов.
"Обратись к тестю, чего бы это ни стоило", - посоветовал суфий.
И вот, юноша отправил тестю письмо, описав ему свое положение, и вскоре ученый тесть прибыл к ним в сопровождении местного судьи и еще двоих ученых философов.
Когда все расположились в гостиной, старик заговорил дрожащим голосом:
"В этом бедственном положении ты оказался из-за вашего вопиющего пренебрежения Шариатом, Священным Законом". Произнеся это, он указал на футляр и велел снять его с полки и открыть.
"Но с чего вы взяли, что мы пренебрегаем Священным Законом?" - запротестовал молодой человек.
"Потому что вы не читаете Священное Писание", - провозгласил священнослужитель. И, разумеется, когда футляр открыли, он оказался полон золотых монет.
Тогда молодой человек возразил: "Разве не сказано, что знание лучше чтения?". И поведал собравшимся, что знает Коран наизусть.
Тут заговорил судья: "Меня пригласили вынести решение относительно благочестия этих молодых людей. Что касается вашего зятя, я разумеется не нахожу за ним никакой вины".
"Да, это так, - сказал старик, - вы правы и я искренне раскаиваюсь перед этим молодым человеком, который из скромности никогда не выпячивал свою эрудицию, тем самым, показав, что он ученее меня, как в поведении, так и в знаниях. Я признаю, что проиграл и отныне не пожалею сил, чтобы выучить Коран наизусть".
Оба присутствовавших при этом ученых стали наперебой восклицать: "Как превосходно его смирение, как восхитительно его намерение усовершенствовать свою эрудицию!"
"Но разве не было сказано, - опять заговорил судья, - что смирение, проявленное на людях, перестает быть смирением, и становится элементом драмы".
"Однако что может быть лучше, чем следовать примеру того, кто не просто читает Коран, но взял на себя труд выучить его наизусть?" - настаивал священнослужитель.
"Так как публичная драма разрушительно действует на тех, кто намерен достичь чего-то реального, то ответ вы получите с глазу на глаз", - сказал судья.
И то, что судья поведал схоласту, побудило старика воскликнуть:
"Вот то, что поможет мне уйти от книжной мудрости. Отныне я буду следовать учению суфиев - людей практики и бытия".
Так, священнослужитель стал суфием, который своей жизнью освещал, и всё еще освещает мысли и дела Людей Пути.
Судья же тогда, с глазу на глаз, сказал ему вот что: Вы и ваши интеллектуальные друзья читаете Коран. Молодой человек знает Коран наизусть. Но ваша дочь, его жена, думает и живет согласно Корану, хотя не умеет ни читать, ни писать, ни диспутировать, ни декламировать наизусть".


Дервишство 

Абулъ-Хасан настаивал:
"Думать о делах этого мира, не имеет ничего общего с дервишским путем".
"Думать о делах иного мира, не имеет ничего общего с дервишским путем".
"Эти миры соотносятся друг с другом, как "вчера" и завтра".
"Сегодня" - или нечто подобное, но обладающее своей собственной индивидуальностью - вот что такое дервишский путь"


Зал размышлений в Душанбе 

Вот как были облицованы стены зала для размышлений в Душанбе.
Хамид Парса попросил своих учеников, среди которых были мастера облицовки, покрыть плиткой стены зала (Дар аль-Фикр).
Они начали работу, но затем, встретившись с различными трудностями, отложили ее.
Хамид Парса, время от времени, справлялся о ходе работ и, в конце концов, главный мастер сказал ему:
"О, Нашедший Путь (Рахнума). У нас недостаточно людей и потому мы существенно не продвинулись в нашей работе. Видимо, лучше сказать вам об этом сейчас, ведь прошло уже немало времени и вы, возможно, пожелаете отдать другие распоряжения, чтобы зал был облицован в срок для целей, которые вы наметили".
"Хорошо, - сказал Хамид Парса, - оставьте эту работу, я сам позабочусь о ее завершении".
Мастера были направлены на другую работу. Спустя два года Хамид Парса позвал их и показал им стены, безукоризненно облицованные плиткой с глазурью. Искусство, с которым была выполнена работа, поражало высочайшим мастерством и изумительной красотой.
После смерти Хамида обнаружилось, что его частое отсутствие в теккии было связано с тем, что он работал на плиточном дворе, где собственноручно изготавливал необходимые изразцы. А позже он сам облицевал ими стены, никому не говоря ни слова. Лишь несколько его помощников были посвящены в его тайну, но он просил их хранить молчание.
Его преемника, Миран Джана, спросили:
"Почему же Нашедший Путь не сказал нам, что сделал всю работу сам?".
Миран ответил:
"Он объяснил мне, что если бы сказал вам об этом, вы почувствовали бы упрек, а вы находились не в том состоянии, когда упреки были бы вам полезны. И еще он говорил: "Их лень, выдавая себя за должное восхищение, побудила бы их считать меня чуть ли не чудотворцем. Их беда - это лень. А я нуждался в облицовке стен. Таким образом, я сам стал работать над облицовкой, поручив им другую работу для избавления от лени".


Как учится незрелый ученик 

Один человек пришел к ходже Ахрару (мастеру "Свободных") и задал какой-то вопрос.
После того как ходжа ответил на его вопрос, пришелец попросил разрешения уйти и тут же покинул ассамблею.
Ахрар сказал:
У него хватило мудрости задать вопрос. Аллама Садруддин сказал:
А знал ли он, почему задает этот вопрос?
- Сам он не знал, но какая-то часть его знала, - сказал Ахрар.
Шейх Мустафа Наджур заметил:
- У него также хватило мудрости уйти, как только он получил необходимую информацию.
Ахрар ответил:
- Но за это была ответственна уже другая его часть. В это время он думал, что должен успеть на молитвенное собрание в Соборной мечети.
Хайдар Гуль спросил:
Может ли человек, в таком случае, быть мудрым внутренне, в некоторой части своего существа, в то время как сам он полагает себя незрелым?
Если бы это было не так, ни один человек не смог бы достичь мудрости во всей ее полноте, - сказал мастер Ахрар.

Рвение и почитание 

Муса Фаравани сказал:
"Я служил Шарифу Абдульмалику двадцать лет, но все, что я видел от него, это безразличие. Я настойчиво продолжал служение, надеясь понять, почему он уделял мне так мало внимания. Но так и не постиг этой тайны".
Дауд, сын Зульфы, ответил:
"Служил ли ты ему с тем же рвением, какое проявлял бы, будь он монархом?"
"Я полагаю, нет".
Служил ли ты ему с той же преданностью, с какой мастер служит созданию произведения искусства?"
"Я полагаю, нет".
"Служил ли ты ему с таким же старанием, с каким служил бы ему, будь он высоким должностным лицом или военачальником, а ты мелким чиновником или простым солдатом".
"Я полагаю, нет".
"Тогда он ждал от тебя проявления именно таких форм служения. Шариф, сам служивший высочайшему, не мог принять служения, меньшего, чем то, которое проявляется в делах меньшей важности.
Когда ты чего-либо не видишь, то называешь это "тайной". Ты назвал служением то, что им не является. Ты даже еще не начал служить, следовательно, тебе ли спрашивать, почему твое несуществующее "служение" не было принято".


Инвалиды 

Ни городской площади какие-то люди, однажды, кричали:
"Долой самодержавие!"
Они были встречены отрядом Королевской гвардии, который стал избивать их и брать под стражу.
Суфий Зафрандоз, сопровождаемый несколькими учениками, наблюдал за происходящим.
"Какую из сторон мы должны поддерживать?" - спросил один из учеников.
"Сторону инвалидов", - ответил Зафрандоз.
"А кто из них инвалиды?"
"Те, и другие. Одна сторона не способна прекратить сопротивление властям. Другая - не может перестать противостоять первой.
Люди, искалеченные таким образом, находятся в тисках бессилия, которое делает их инвалидами. Они калеки умственные, точно так же, как хромые - калеки физические. Почему же, в таком случае, мы сочувствуем и стараемся помогать только тем, кто страдает от физических недостатков, хотя таковых меньшинство?".


Названия 

Анвара из Нишапура спросили:
"Опиши нам, какого рода суфиев следует избегать?"
Он сказал:
"Вы не можете избежать никого из настоящих суфиев. Но если вы хотите избегать людей, то избегайте тех, кто сам называет себя "муршидом" (проводником), лишая других возможности так величать их".


Повторение 

Глупый человек пришел к Абдулле Маназилу и задал ему какой-то вопрос. Маназил стал отвечать и, только он закончил, как человек сказал:
"Не мог бы ты снова повторить сказанное".
Тогда Маназил сказал:
"Ты задал вопрос, и я ошибся, полагая, что ты поймешь ответ. Теперь ты просишь меня повторить ошибку".


Кирпичи и стены 

Спросили Минаи: "Что нам делать с работой учителей прошлого? Мы читаем их книги, изучаем их деяния и высказывания, увековеченные для нас. Мы выполняем их упражнения, посещаем их гробницы и места, где они учили. Некоторые говорят: "Не посещайте гробниц"; другие говорят: "Не читайте книг". Минаи отвечал:
"Подобие этой ситуации - крепкая стена, возведенная в прошлом. Древние учителя - это первоначальные каменщики, а современные учителя - каменщики, которые строят сегодня. Ученики подобны населению, для защиты которого трудятся каменщики.
Каменщики строят стены, скажем, чтобы установить определенные границы. Эти пределы, в некоторых случаях, неизменны и по сей день. В других случаях, границы уже другие. Современные каменщики снова устанавливают преграды. Когда-то в прежние времена стены точно так же служили для защиты людей. Но климатические условия и направления ветров могли измениться, или, возможно, люди стали другими. Они смотрят на стену и удивляются, каким же образом эта стена могла бы защитить их. Но, конечно, старая стена уже непригодна для этого.
Поэтому современные каменщики берут кирпичи и сооружают стены пригодные для людей своего времени. Книги - это камни. Иные каменщики просят вас прочесть определенные книги. В них содержатся инструкции, которые могут указать вам, какую стену следует возводить. А кто-то говорит: "Не читайте книг", имея в виду: "Это не та стена, которую нужно строить", или даже: "Мы еще не достигли стадии возведения стен".


Яма и нить 

Одного великого суфия спросили о положении и роли некоторых его предшественников.
Он сказал:
"Чтобы построить маленькое здание, сперва придется вырыть большую яму.
Чтобы соткать большой ковер, начать следует с одной нити.
Когда вы увидите здание или ковер, вы получите ответ на ваш вопрос.
Но когда вы спрашиваете о яме в земле или о нити в руках, ответом вам может быть только эта притча".


Белка 

Мауляна Бахауддин прогуливался с Аллауддином из Нишапура по заросшему травой бережку. Аллауддин сказал:
"Хотел бы я знать, почему вы лишили людей удовольствия, которое они получали от столь многих суфийских традиций. Может быть, вы и правы, говоря, что такие занятия тривиальны, и, возможно, я первый, кто согласится с вами. Но ведь когда вы не позволяете, чтобы товарищество людей было для них источником радости, вы оставляете их ни с чем". Бахауддин ответил:
"Смотри, перед нами развертывается ситуация. Понаблюдай за ней, уважаемый защитник узаконенных удовольствий, и ты получишь ответ, если сможешь его понять".
Перед собеседниками играли несколько мальчиков. Они поймали белку, связали ей лапки и стали перебрасывать ее друг другу. Перебегая с места на место, ребятишки покатывались со смеху, визжа от восторга и удовольствия.
Через несколько мгновений другой мальчик, постарше, увидел, что делают дети, и подбежал к ним. Он отнял у них белку, развязал и отпустил ее. Шалуны ужасно разозлились и стали кричать на старшего, дразня его и всячески оскорбляя. Впоследствии Аллауддин говорил: "Я уверен, что если бы не эта сценка, я никогда бы не почувствовал родства этих ситуаций, и не осознал бы скрытых опасностей, в том, что мы считаем законными удовольствиями. С тех самых пор, и на протяжении всей моей жизни, я часто обнаруживал что то, что кажется желанным, достигается за счет потери чего-то иного, а то, что доставляет людям удовольствие, даже если это "искренние" люди, может развить в них аппетит к неожиданным порокам".


Поведение 

Арифа из Дамаска спросили:
- Сколько существует способов поведения по отношению к посетителям?
Он сказал:
- Два. Первый состоит в том, чтобы побудить людей остаться с тобой. Второй тип поведения - побудить людей уйти от тебя. Никакие другие из известных видов поведения, не способны передать людям что-либо кроме этого: или расположение, или враждебность; те, кто больше в этом не нуждается - не в счет.


Бахауддин Накшбанд сказал 

Многие вещи невидимы для людей, потому что человек не ожидает, где эти вещи реально находятся. Ну кто мог ожидать, что шелк произойдет от червей?
Люди воображают, что поскольку этот принцип им ясен, они должны культивировать в себе ожидание. Но ожидание может и заслонить видимость некоторых вещей, если станет навязчивой идеей для наблюдателя.
Неожиданность есть форма ожидания. "Этого-то я и не ожидал" обычно означает: "Я ожидал чего-то другого".
Само по себе ожидание бесполезно. Ожидающий должен быть информирован.



Генеалогическое дерево 

Высокомерный аристократ свалился в колодец и повис над самой водой, вознося молитвы и громко призывая на помощь.
Спустя какое-то время некий прохожий подошел к колодцу и крикнул: "Хватайся за мою руку, сейчас я тебя вытащу".
"Минуточку, - закричал из колодца пострадавший, возвращаясь к своим привычным манерам, - я должен знать Ваше имя".
"Моё имя, если это имеет значение, Омар, сын Зейда из племени Хашим".
"Разумеется, это имеет значение, - подтвердил вельможа, хватая протянутую руку, - но мне также необходимо знать, ведете ли Вы свое происхождение от Али Резы или от Мусы Казима?"
"Ну что ж, раз это важно, значит важно, тогда я пойду и наведу справки", - сказал Омар. Он отцепил свою руку от руки вельможи и пошел домой, сверяться с родословной.
Когда он вернулся, человек уже утонул.


Свой 

Некий теолог оказался у врат Райского Сада. У него был весьма благочестивый вид и ангел, стороживший врата задал ему несколько формальных вопросов, после чего сказал:
"Друг, ты можешь войти в Сад".
"Не надо спешить, мой мальчик, - сказал свя-шеннослркитель, - Я известен как человек непогрешимой веры и выдающегося интеллекта и, как таковой, не привык, чтобы другие навязывали мне свои решения, потому что думаю сам за себя. '-Как ты можешь доказать, что это именно Рай, а не какая-нибудь западня или иллюзия? Хорошенько подумай, прежде чем дать ответ".
Ангел позвонил в колокольчик, и из ворот вышло несколько дюжих небесных стражников.
Ангел приказал им: "Тащите этого внутрь, все в порядке, он свой".


Три довода 

Жил некогда могущественный завоеватель, ставший правителем обширных земель, населенных последователями разных религий.
Однажды советники сказали ему: "О, великий правитель, представители от каждой конфессии, среди которых мыслители и священники, ожидают аудиенции. Каждый из них надеется изменить твой образ мыслей согласно своему учению. Мы в замешательстве, потому что не можем посоветовать тебе принять идеологию какого-то одного вероучения, это лишило бы тебя благорасположения остальных".
Король, в свою очередь, произнес: "Кроме того, не подобает правителю принимать веру, преследуя политические цели, забывая о собственном достоинстве и благополучии".
Обсуждение длилось несколько часов, пока, наконец, мудрый дервиш, рке много месяцев как присоединившийся к королевской свите и прежде хранивший молчание, не выступил вперед.
"Ваше Величество, - сказал он. - Я готов предложить способ учесть интересы всех сторон. Ходатаи будут пристыжены, придворные избавлены от хлопотного поиска верного решения, король сможет сохранить уважение к своей мудрости, и никто не посмеет сказать, что контролирует мысли правителя".
Дервиш прошептал формулу в монаршее ухо, и правитель пригласил посланников в тронный зал.
Приняв свяшеннослужителей и мудрецов с подобающей учтивостью, монарх обратился к ним:
"Сперва я выслушаю доводы тех из вас, кто при этом не заявит: "Уверуй или погибнешь", или "Уверуй и ты обретешь счастье", или "Прими мою веру, потому что ты великий правитель .
Просители разошлись в замешательстве.


Изгнание 

Имадуддину Ширази за то, что он утверждал, будто некоторые древние поэты были суфиями, вопреки ученым, утверждавшим обратное и имевшим влияние на Шаха, приказано было покинуть Персию.
Он написал письмо Шаху:
"Приказ Вашего Величества будет исполнен с подобающим повиновением. Ничтожный субъект покинет пределы империи навсегда. Считаю для себя великой честью удостоиться внимания высочайшего Монарха, в своем могуществе превзошедшего самого Бога".
Шах вызвал его во дворец и потребовал объяснить эти еретические слова.
Ширази объяснил: "Шах выгоняет меня за пределы своего царства. Бог, Владыка Вселенной, не смог бы выгнать человека за пределы своих владений. Значит всякий, кто может это сделать, могущественней Бога".


Лекарство 

Суфийский учитель, находясь на смертном одре, вручил своему ученику ворох бумаг и сказал:
"Возьми эти листы. Некоторые из них исписаны, другие просто пустые листы. Пустые листы так же ценны, как и исписанные".
Ученик взял листы и стал изучать то, что на них было написано. Пустые листы он хранил также бережно, ожидая, когда проявится их ценность.
Однажды, он лежал в караван-сарае, сраженный какой-то болезнью. У него был сильный жар, его лихорадило и люди, опасаясь за его жизнь, вызвали доктора.
Доктор пришел и сказал:
"Нельзя терять времени. Найдите лист бумаги хорошего качества, и я напишу на нем исцеляющий талисман".
Люди повсюду стали искать бумагу и, заглянув в котомку путника, среди вороха листов, исписанных суфийским учителем, нашли пустые листы бумаги.
Оторвав клочок бумаги, доктор начертил на нем какой-то странный символ, после чего сказал: "Опустите этот листок в воду. Когда чернила растворятся, пусть больной выпьет эту воду и через три часа он выздоровеет".
Все было исполнено в точности, как велел доктор, и больной вскоре выздоровел. Исцеление произошло благодаря лекарству, которым суфийский учитель пропитал чистые листы, никому не сообщив об этом.
Когда ученик посетил жилище некоего почтенного дервиша и обо всем ему рассказал, спросив о назначении пустых листов, тот ответил:
"О, человек с блестящими перспективами, ты был исцелен, отнюдь не талисманом, но благодаря целебным свойствам самой бумаги".
"Но почему же мне ничего не было известно о таинственных свойствах бумаги?" - спросил ученик.
"Когда речь идет о спасении жизни, - ответил дервиш, - самым важным становится спасение жизни. Все объяснения приходят потом".
Ученик снова отправился туда, где его постигла болезнь, намереваясь найти того самого доктора. Доктор же переехал в другую страну, так что лишь после многих испытаний ученику удалось разыскать его, и спросить:
"По какой причине, и в силу каких обстоятельств тогда, в караван-сарае ты решил начертить для меня талисман?".
И вот что ответил доктор:
"Когда я был учеником великого дервиша, всегда скрывавшего свои чудеса, он как-то сказал мне: "Тебя позовут, однажды, к больному в караван-сарае. Если ты определишь, что у него такой-то и такой-то жар, вели принести бумаги и начерти на ней диаграмму. Затем дай больному выпить воды, перед этим окунув в нее диаграмму. Спустя три часа его жар пройдет".
Тогда ученик спросил:
"А дал ли он тебе какие-то инструкции на тот случай, если бумаги не найдется?".
Доктор ответил:
"Я, и в самом деле, спросил об этом учителя, и вот что он сказал: "Если бумаги не окажется, это будет означать, что ты имеешь дело с человеком, который пренебрег своим долгом, пренебрег указаниями мудреца. Отсутствие бумаги будет означать, что этот человек сам навлек на себя смерть, и он умрет".


Ответ Ансари 

Бахауддин Накшбанд сидел однажды в зале приемов, когда надменный аристократ, путешествовавший по поручению некоего султана, потребовал, чтобы его впустили.
"Пусть войдет", - сказал Бахауддин.
После обмена обычными приветствиями посланник заявил:
"Я отклонился от своего маршрута и заехал к тебе с одной лишь целью - задать очень откровенный вопрос. Вот он: Каковы на самом деле твое положение и твой статус в этой жизни? О себе, например, могу сказать, что я - Амир и путешествую по поручению Императора.
Другие люди - влиятельные господа, купцы, ученые и так далее. В цивилизованной стране каждый имеет какой-то статус. Каковы твои притязания, и как нам называть тебя? Люди зовут тебя Королем (Шахом), Господином, а также Учителем. Но человек, немного знающий грамоту и поучающий трех мальчишек, тоже является учителем, а также есть цари, за именем которых не стоит никакой власти".
Мирза Ансари спросил:
"Мауляна, не позволите ли мне ответить на этот вопрос?"
Мауляна сказал:
"Если Князь сочтет твой ответ достаточно авторитетным".
Князь ответил:
"Да, поскольку незачем требовать ответа от кого-либо непосредственно, если можно получить его от осведомленного подчиненного".
Тогда Мирза Ансари сказал:
"Наш господин (Мауляна) - человек, которого посещают цари. Принцы спрашивают его совета. Аристократы и ученые внимают тому, что он говорит и показывает им. Купцы и вельможи, военачальники и даже султаны под своими посланиями к нему подписываются: "Ваш Слуга". Поэтому ранг нашего господина никак не может быть ниже их ранга. Владеет ли он землями или нет, ранг его не уступает рангу султана. Ему не присваивают статус более высокий, чем у султана, только потому, что на земле нет человека, который мог бы присвоить ему статус более высокий. На мой взгляд, посетив его, вы нисколько не уронили своего достоинства. Но ваш вопрос, каков его статус, следует отнести к кому-то более высоко стоящему, чем сам император, даже если мы хотим определить этот статус в понятиях этого мира".
Мауляна Бахауддин сказал:
"Поэтому, не лучше ли снять вопрос, поскольку, совершенно очевидно, что он не поддается ответу?".


Два совета 

Жил-был король, который пытался исполнять свой монарший долг, руководствуясь принципами просвещенного добра, и почти ничего не контролируя. Народ же все больше и больше выказывал неприязнь к Правителю и, вместо уважения к правительству и сотрудничества с властью, подданные проявляли все большее недовольство и непокорность.
Однажды король, поглощенный размышлениями об этих проблемах, стоял на крепостном валу одного из королевских замков и вдруг увидел вольного дервиша в заплатанном одеянии, сидящего на земле у крепостной стены. Монарх подумал:
"Считается, что дервиши знают все секреты. Не вредно бы спросить у него совета".
И он обрисовал дервишу свою проблему, добавив: "Я хотел бы получить совет". Дервиш ответил:
"Я дам тебе не один, а два совета". "Благодарю, - сказал Правитель, - но мне нужен лишь один совет".
"В таком случае, - молвил дервиш, - я сказал бы: приходится править - правь".
Итак, монарх ужесточил свою власть и стал обращаться с людьми столь сурово, что они восстали. Вскоре он вынужден был бежать и чудом не погиб, сохранив себе жизнь тем, что переоделся в рубище дервиша.
Оказавшись в лесу, он остановился омыть в ручье лицо, и увидел погруженного в созерцание того самого дервиша, что дал ему совет. Правитель воскликнул: "Вот до чего довел меня твой совет!"
"Не хочешь ли услышать второй?" - спросил дервиш.
"Терять мне больше нечего, так что уж лучше я его выслушаю", - сказал монарх.
"Второй совет таков, - молвил дервиш. - Никогда не спрашивай совета и не следуй ему, пока не удостоверишься, что советчик знает, о чем говорит".


Дары 

Трое паломников принесли подарки одному суфийскому учителю.
Первый поднес ему флакон драгоценных духов, второй - платок, в котором были завязаны золотые монеты, третий - подарил редкие специи, ценность которых измерялась их весом в серебре.
Суфий духами смочил ладони, монеты отдал прохожему, а специи вернул человеку, который их принес.
Некоторые из тех, кто постоянно приходил и наблюдал за действиями шейха, обсудили между собой значение этих поступков.
Они решили, что духи были приняты в знак расположения к дарителю и признания его духовных достижений, настоящих или будущих. Золото было отдано, чтобы показать безразличие шейха к материальным ценностям, а возвращение специй дарителю означало, что шейх резко отказал этому человеку.
Прошло много лет прежде, чем эти люди, которые не были посвященными суфиями, узнали действительное значение поступков того суфия.
Объяснение, данное обучающим Мастером, таково:
"Шейх воспользовался духами, чтобы ублажить дарителя, так как этот человек все еще находился на ступени, когда ему необходима поддержка в виде мирского поощрения. Чтобы оказать ему эту любезность, шейх и воспользовался подарком. Он отдал золото, чтобы научить дарителя тому, чего ему недоставало, а именно - настоящей щедрости. Возвращая дарителю специи, суфий тем самым давал ему понять, что обладание бесценными вещами само по себе не имеет ценности; единственное, что имеет значение, так это усилие, затраченное на их приобретение. Именно это усилие изменило паломника, и он оказался способным использовать эти специи иначе".
Как же человек в целом далек от способности толковать значение событий! Только в кругу избранных это становится возможным.


Лис, превращенный в суфия 

Некий лис повадился воровать крестьянских кур в одной местности. Крестьяне обратились к весьма уважаемому в народе суфию и попросили его помочь в поимке вора.
Суфий, в определенном месте оставил амулет, и вскоре там нашли лиса, беспомощно оцепеневшего перед амулетом.
Увидев такое, окрестные жители пришли в восторг. Пока толпа все прибывала, суфий забрал силу у амулета, и что-то повязал вокруг лисьей шеи. Затем вместо того, чтобы дать людям прикончить лиса, суфий отпустил его.
Поднялся шум, все говорили: "Что же вы наделали? Лис опять придет воровать".
"Не придет, - ответил суфий, - я повязал ему на шею Символ Пути, а так как суфии не воруют, то и лис не будет красть, а сосредоточит свое внимание на диких тварях".
"Но вы же легко могли прикончить его", - говорили люди.
"Ах, - вздохнул суфий, - я обязан был лишь немного его наказать, чтобы он изменил не только свои поступки, но и мысли".
"Что же это за наказание, повесить на него отличительный знак суфия?"
"Неужели вы не поняли? Теперь, когда бы и кому бы он ни попался на глаза, его будут гнать из всех мест человеческого обитания со словами: "Проваливай, о, безмозглый враг ученых, враг наимудрейших из людей".

Когда приходит человек 

Бахауддин Накшбанд сказал:
"Когда к вам приходит человек, помните, что в его поведении и речи смешалось многое. Он не просто пришел купить или продать что-то, в чем-то убедить вас, в поисках комфорта для себя или ради вашего комфорта, с тем, чтобы понять что-либо самому или объяснить что-либо вам. Он почти всегда придет за всем этим, и еще за многим другим.
Подобно тому, как открываются чешуйки луковицы, так и он обнажит перед вами свои глубинные пласты один за другим. В конце концов, по тому, что он говорит, вы обнаружите, как он внутренне воспринимает вас.
Когда это время настанет, вам будет абсолютно безразлично видимое содержание и значение его речи или поступков, потому что вы сможете воспринимать реальность, которая стоит за всем этим.
Хорошенько запомните: индивидуум, совершая все, что я перечислил, сам даже и не подозревает, что говорит на "языке сердца" (прямого общения). Он скорее вообразит, будто его поведение мотивируется соображениями культурного, научного или иного толка. Этим способом суфии читают умы, которые не в силах прочесть себя сами. Кроме того, суфий знает, насколько человек компетентен в реальном понимании, как много этот человек знает на самом деле, - не зависимо от того, что ему самому кажется - и чего он способен достичь.
Это и есть главная цель сохбата (человеческого общения) ".